Тут дело не в кубометрах пространства, а в напряжении, "силовом поле" между полюсами. Упрощенно говоря, чем напряженнее конфликт между противоположными качествами (китайская сердечность - китайская жестокость, русское рабство - русские "покой и воля"), тем больше шансов получить поэзию, прозу или философию. И долгую, обильную событиями историю. Культурная продуктивность требует большого, разработанного, детализированного СЛОВАРЯ - не в смысле слов, а в смысле понятий о важном. А разработать его можно только в напряженном "силовом поле" между адом и раем.
Тут уместно вспомнить, что мышление вообще реализует себя в оппозициях. И всякая космогония строит себя как архитектура оппозиций (из единого выходит инь-ян, из них... и т.д.; или: господь отделил землю от неба, потом на земле воду от суши и т.д.). И наше мышление существует в пространстве таких оппозиций да-нет, добро-зло, истина-ложь, выше-ниже, право-лево. Разработанная архитектура оппозиций - это и есть работа ума. Как у Конфуция: человек - слово / дело. Две стороны слова - сердечная и умственная. Две строны дела - сердечная и умственная.
Тут можно еще вспомнить, что такое трагедия (греческая, но не только). Это не история с печальным концом и даже не конфликт добра и зла (хотя и это тоже). А тупиковая ситуация морального выбора (Пеласг и должен принять беженцев, и не должен, - это "Просительницы" Эсхила). Пространство "литературных страстей" возникает в напряжении выбора. Подобные вещи (как история Ореста или Гамлета) требуют более сложного словаря понятий о жизни, большего количества растяжек и оппозиций, чем просто добро-зло. И, напр., тот высочайший, непревзойденный по сложности анализ этики власти, который Шекспир делает в хрониках и трагедиях, не был бы возможен без предшествующего ада британской истории, без напряжения между высоким идеалом правителя и низкими отпадениями от него.
Все я это хорошо вижу в Коста Рике, стране очень милой, но совершенно лишенной понятий о многих экзистенциальных вещах. Если заговорить, даже с образованным человеком - на тебя смотрят как на инопланетянина. Люди не думают не потому что в испанском языке этих слов нет (они есть), и не потому что глупы или книжек не читают (умные и читают), а потому что в их культурном коде они не нужны, для них нет места, пространства. Многих моральных выборов, знакомых нам и естественных для нас, для местных просто не существует. Где мы спотыкаемся - для них гладкое место.
no subject
Тут уместно вспомнить, что мышление вообще реализует себя в оппозициях. И всякая космогония строит себя как архитектура оппозиций (из единого выходит инь-ян, из них... и т.д.; или: господь отделил землю от неба, потом на земле воду от суши и т.д.). И наше мышление существует в пространстве таких оппозиций да-нет, добро-зло, истина-ложь, выше-ниже, право-лево. Разработанная архитектура оппозиций - это и есть работа ума. Как у Конфуция: человек - слово / дело. Две стороны слова - сердечная и умственная. Две строны дела - сердечная и умственная.
Тут можно еще вспомнить, что такое трагедия (греческая, но не только). Это не история с печальным концом и даже не конфликт добра и зла (хотя и это тоже). А тупиковая ситуация морального выбора (Пеласг и должен принять беженцев, и не должен, - это "Просительницы" Эсхила). Пространство "литературных страстей" возникает в напряжении выбора. Подобные вещи (как история Ореста или Гамлета) требуют более сложного словаря понятий о жизни, большего количества растяжек и оппозиций, чем просто добро-зло. И, напр., тот высочайший, непревзойденный по сложности анализ этики власти, который Шекспир делает в хрониках и трагедиях, не был бы возможен без предшествующего ада британской истории, без напряжения между высоким идеалом правителя и низкими отпадениями от него.
Все я это хорошо вижу в Коста Рике, стране очень милой, но совершенно лишенной понятий о многих экзистенциальных вещах. Если заговорить, даже с образованным человеком - на тебя смотрят как на инопланетянина. Люди не думают не потому что в испанском языке этих слов нет (они есть), и не потому что глупы или книжек не читают (умные и читают), а потому что в их культурном коде они не нужны, для них нет места, пространства. Многих моральных выборов, знакомых нам и естественных для нас, для местных просто не существует. Где мы спотыкаемся - для них гладкое место.