Гераклит и хюбрис

Наглость надо гасить пуще пожара. (Húbrin khrē sbennúnai mállon ē purkaiēn.) 

Hubris у греков – не только «наглость» и «гордыня». Это нарушение главной их ценности – Меры, выход за ее пределы. И это не всегда плохо. Например, греческий герой – это не столько храбрец, сколько, во-первых, получеловек-полубог; а во-вторых, человек «выдающийся» – в прямом смысле слова: торчащий за пределы отмеренного ему Lebensraum. Cовершивший нечто сверх меры, а потом – наказанный за это богами. 

Один из любимейших греческих образов – герой, гордо и храбро нарушающий меру, но в итоге гибнущий. Не просто храбрец, и не просто гибнущий, а и то и другое вместе: сначала взлетишь Икаром, потом упадешь, опаленный солнцем.

А не погибнуть нельзя: наказание обязательно. Над людьми и богами царит Неизбежность (или Необходимость, Ananke, «судьба»), и она следит за соблюдением Меры. И боги, даже если симпатизируют герою, вынуждены его в конце концов покарать, подчиняясь Необходимости. 

Таков культурный фон. Но Гераклит – не поэт и не мифолог; он «не ест из рук» родной культуры. Он философ; он мыслит сам, исходя из того, что "мышление присуще всем; и каждому дана способность себя познавать и мыслить здраво". 

Мифология – это общепринятый код описания мира. А философ создает свой собственный код, свою систему понятий, обдуманную и рационально обоснованную. И тут – тонкий момент: многие слова из мифологического или общекультурного кода встречаются и в словаре Гераклита, и не всегда ясно – принимает он их или оспаривает. 

Например, фраза "павших от Ареса (= в бою) и боги чтут, и люди"– это скорее всего, присоединение к традиции; точно сказать трудно, потому что порядок фраз утрачен, контекста нет. А "они совсем не знают, что такое боги и герои"– резкое разногласие с традицией. 

Поэтому, подбираясь к пониманию его фразы о hubris, которую"надо тушить быстрее, чем пожар", надо точно очерчивать зону разговора. Прежде всего, конечно, речь идет о политике, ибо мы в Греции. Т.е., гасить надо обе возможные формы «наглости»: бунт (hubris снизу) и тиранию (hubris сверху). 

Хотя Г. поначалу производит впечатление элитариста ("одного я предпочту десяти тысячам, если он наилучший"), он все-таки выше всего ставит Закон – «земное» отражение всемирного закона, Логоса: "народ должен драться за закон свой исконный, как за стены города". А все «беззаконники» – и бунтовщики, и узурпаторы-тираны – должны гаситься быстро и беспощадно. С этим все ясно. 

Но Г. – философ, дающий код описания мира, а не только политики; соответственно, должен быть и более широкий горизонт «наглости» и той «меры» или «закона», который она нарушает. Тут поможет другая фраза, восходящая от политики к гносеологии и выше, к мироустройству:

"С умом говорящие должны опираться на всеобщее,
Как город опирается на закон; а город – и еще крепче!
Ибо все человеческие законы зависят от единого божественного:
он простирает свою власть куда угодно;
и всему он довлеет, и все превосходит."

«Всеобщий» и «единый божественный» закон, как Г. поясняет в другом месте, - это и есть Логос. 

В этом контексте hubris может означать только одно – самонадеянное частное мнение, игнорирующее всеобщий Логос. Философия Гераклита – конечно, тоже «частное мнение»; но есть и отличие. Гераклит ищет связи с Логосом, пытается опереться на единое и всеобщее (рациональность всеобща, по Г.); ему важно именно это, – а не просто выставить себя оригиналом и самовыраженцем, носящим «свое мнение» как павлиний хвост. 

На дворе – Осевое время, появилось индивидуальное мышление; и Г. говорит (внимание, развилка!): оно может быть двух типов – с умом говорящие опираются на единый Логос; а впавшие в самомнение лопочут каждый о своем. 

"Бодрствующие живут в одном общем мире, а из спящих – каждый отворачивается в свой собственный."

Или: "... должно следовать всеобщему, но хотя Логос – всеобщ, большинство живет так, как если бы у них было собственное разумение." 

Об «оригиналах» с «собственным разумением», – Г. еще называет его «самомнением», – он потом говорит с предельной резкостью: "Самомнение – это падучая болезнь". И, конечно, этих припадочных наглецов-оригиналов, восстающих против единого разума и законов мироустройства, ему хочется "гасить пуще пожара". 

Но есть и еще один уровень «наглости», о котором рассуждает Г., – уже надчеловеческий: "Солнце <...> не преступает положенных ему границ, а если преступит, его разыщут Эринии, помощницы Дике (Богини-Правды)". Т.е. даже для Солнца-Гелиоса найдется «высший суд», если оно впадет в hubris и преступит свои пределы. 

Так что, говоря о наглости, которую надо гасить проворнее, чем пожар, Гераклит, скорее всего, не имеет в виду мифологическую гордыню и героев вроде Ореста (которого за убийство матери преследовали Эринии, помощницы Дике).

Но он явно упоминает хюбрис на трех уровнях мироустройства: 1) в политике - у нарушителей законов города, бунтовщиков и тиранов; 2) в познании - у «припадочных», т.е. оригиналов с самомнением и «собственным разумением»; 3) в целом космосе - например, у Солнца, которое тоже не должно преступать своей меры, а не то и его постигнет "кара"... 

(Этот разговор не окончен, у него будет боковое ответвление.)