Спасибо! И отдельное спасибо за отсутствие женских окончаний (ну, кроме двух строчек)! Так аутентичнее.
У Бродского где-то были очень дельные замечания относительно "гармонической школы" Батюшкова-Пушкина, этой великолепной гладкости и легкости стиха. И он говорит о важности противоположного подхода: "спотыкание", затруднение шага, утяжеление - ради того, чтобы затормозить, вслушаться в нужное слово. Потому что гладкость ускоряет стих и несет в себе опасность безразличия: мы несемся как в саночках, и ничего не замечаем. "Как стих без смысла в песне модной, Дорога зимняя гладка".
В советской традиции переводов Шекспира (как Вы знаете лучше меня) есть любители кататься на саночках (Маршак, Пастернак), и есть те, кто писали затрудненно и тяжело (Лозинский, Щепкина-Куперник). Но на массовом слуху - "саночки". Так уложился Шекспир в нашем сознании, так он для нас звучит: "как мимолетное виденье, как гений чистой красоты". Но ведь это противоположно тому, что в оригинале. Там этой гладкости нет и в помине? Это очень шершавый и занозистый текст, перегруженный метафорами и резкими скачками мысли.
Мне с моей читательской колокольни, кажется, что очень важно перевернуть советскую страницу, забыть о традиции упрощения, о "переложении опер в частушки". Надо прочистить уши, избавиться от привычек советского слышания. И с белого листа учиться в Шекспире медленному, спотыкающемуся, тяжкому, плотному и кудрявому барочному ритму, и одновременно - графической дюреровской тонкости и интимности рисунка, не сглаживая его, не выпрямляя строки, не ускоряя пролет от первого слога к последнему, не делая Шекспира ни классицистическим, как Пастернак, ни простонародно-маршевым, как Маршак. (Не знаю я, как шествуют богини, Но милая шагает по земле! - трам-парарам!)
Вот есть перевод Бож.комедии - Лозинского. Мощная работа. Но тоже очень далекая от оригинала. Лет 15 назад маленьким тиражом вышел новый перевод, пытающийся забыть о нашем старом добром кино о советском переводческом Москвошвее, а начать новую эпоху. Переводчик был, кажется, Ильин (не помню). Он работал с реальным ритмом Данте (силлабика), с реальным языком и стилем, (не холеным и благородным, как у Л., а грубым и неустойчивым, каким и был тогдашний итальянский у Данте). Но при этом - без дешевого похабства. Читать было очень-очень трудно и очень интересно.
Мечтаю о чем-то похожем для Шекспира. Вот кому "с чистого листа" нужнее всего. Выбраться из колеи, забыть ассоциации и прочесть заново. Вместо него в русской культуре дефилирует какой-то пошлый самозванец, изъясняющийся банальным стилем и банальным стихом.
Что Вы обо всем этом думаете? (извините за многословие; меня тут разожгли на резкие суждения, подразнив Маршаком)
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
no subject
Date: 2016-11-21 10:52 am (UTC)У Бродского где-то были очень дельные замечания относительно "гармонической школы" Батюшкова-Пушкина, этой великолепной гладкости и легкости стиха. И он говорит о важности противоположного подхода: "спотыкание", затруднение шага, утяжеление - ради того, чтобы затормозить, вслушаться в нужное слово. Потому что гладкость ускоряет стих и несет в себе опасность безразличия: мы несемся как в саночках, и ничего не замечаем. "Как стих без смысла в песне модной, Дорога зимняя гладка".
В советской традиции переводов Шекспира (как Вы знаете лучше меня) есть любители кататься на саночках (Маршак, Пастернак), и есть те, кто писали затрудненно и тяжело (Лозинский, Щепкина-Куперник). Но на массовом слуху - "саночки". Так уложился Шекспир в нашем сознании, так он для нас звучит: "как мимолетное виденье, как гений чистой красоты". Но ведь это противоположно тому, что в оригинале. Там этой гладкости нет и в помине? Это очень шершавый и занозистый текст, перегруженный метафорами и резкими скачками мысли.
Мне с моей читательской колокольни, кажется, что очень важно перевернуть советскую страницу, забыть о традиции упрощения, о "переложении опер в частушки". Надо прочистить уши, избавиться от привычек советского слышания. И с белого листа учиться в Шекспире медленному, спотыкающемуся, тяжкому, плотному и кудрявому барочному ритму, и одновременно - графической дюреровской тонкости и интимности рисунка, не сглаживая его, не выпрямляя строки, не ускоряя пролет от первого слога к последнему, не делая Шекспира ни классицистическим, как Пастернак, ни простонародно-маршевым, как Маршак. (Не знаю я, как шествуют богини, Но милая шагает по земле! - трам-парарам!)
Вот есть перевод Бож.комедии - Лозинского. Мощная работа. Но тоже очень далекая от оригинала. Лет 15 назад маленьким тиражом вышел новый перевод, пытающийся забыть о
нашем старом добром киноо советском переводческом Москвошвее, а начать новую эпоху. Переводчик был, кажется, Ильин (не помню). Он работал с реальным ритмом Данте (силлабика), с реальным языком и стилем, (не холеным и благородным, как у Л., а грубым и неустойчивым, каким и был тогдашний итальянский у Данте). Но при этом - без дешевого похабства. Читать было очень-очень трудно и очень интересно.Мечтаю о чем-то похожем для Шекспира. Вот кому "с чистого листа" нужнее всего. Выбраться из колеи, забыть ассоциации и прочесть заново. Вместо него в русской культуре дефилирует какой-то пошлый самозванец, изъясняющийся банальным стилем и банальным стихом.
Что Вы обо всем этом думаете? (извините за многословие; меня тут разожгли на резкие суждения, подразнив Маршаком)