Осторожен в своем одиночестве...

Воля неба - это естество.
Ход естества - это дао.
Следование дао - это учение [о дао]. 

То, что дао, нельзя ни на мгновение покинуть.
То, что можно покинуть, - не дао. 

Вот почему благородный человек
С осторожностью относится к тому, чего не видит;
С трепетом относится к тому, чего не слышит. 

Нельзя увидеть сокрытое (= инь);
Нельзя обнаружить тончайшее;
Вот почему благородный человек
так осторожен в своем одиночестве. 

То, что еще не разделилось
на любовь, ненависть, печаль и радость,
называется Чжун (серединой, единым средоточием). 

А когда разделилось,
но все [разделенное] связано с Чжун,
это называется Хэ (гармонией). 

То, что Чжун (единое средоточие) –
это великий корень исток мира. 

То, что Хэ (гармония) –
это текучее/всепроникающее дао мира. 

Взаимодействие Чжун и Хэ –
это основание неба и земли,
порождение мириад вещей мира.

*** 

Ход мысли, насколько хватает моего понимания, таков:

1) Воля неба – это совокупность всего, что не зависит от свободной воли человека. Это весь мир, его законы, его уклад, его путь. (Но это не «воля Аллаха», не произвол Всевышнего.)

2) Воля неба «матерализуется» в естестве мира, его природе, – не в смысле «птичек и лужаек», а в смысле натуры, прирожденных свойств и качеств мира. Это все, что вне человека, законы миропорядка, но также и все, что «внутри»: физиология, психика – это тоже природа, не зависящая от воли человека: т.е. испортить их он, конечно, может, а создать – нет.

3) Ход этого естества мира называют дао. «Ход» – потому что мир не неподвижен; он как река (вспомним «речной менталитет» китайской культуры). Дао-путь – в подобных текстах – правильнее всего понимать как фарватер «мировой реки».

4) Следование дао должно быть не бессмысленным и подневольным (как корова, ведомая на привязи), а добровольным и осмысленным. Это учение, мировоззрение.

5) Постигнув дао, уже не отпадаешь от него. Как ребенок, научившийся отличать небо от земли и мать от отца, уже никогда их не перепутает, так и здесь. А если это можно перепутать и забыть, значит это не дао, а что-то иллюзорное и фальшивое, «покрывало Майи», «мировой Голливуд».

6) Настоящий человек, постигший дао, стоит в одиночестве посреди мира; его отличает бережная осторожность по отношению ко всему, что «нельзя увидеть и услышать», т.е. к трансцендентному, или, проще говоря, к миру смыслов. Он не впадает в дурной энтузиазм, как невежда-эзотерик; не вчитывает в мир любые угодные ему смыслы. Духовное требует предельной осторожности, даже страха. Ошибешься в повседневном – ничего страшного: встал, побежал дальше. Ошибешься в духовном – бум! и нет человека. Смердящие ошметки.

7) Единое и многое. Единое здесь названо срединным, средоточием, центром, чжун. Из этого сияющего темнотой смыслового центра происходит распад на конкретные качества. Это касается и мира, и человека. В тексте сначала больше говорится о человеке: его единый центр личности расходится в разные стороны чувствами радости, печали, любви и ненависти. Но таков и мир: его конкретное расходится парами противоположностей (инь-ян) в разные стороны.

8) Множество качеств продолжает быть связанным с единым средоточием, с бытийным центром. Это называется хэ, гармония, связь.

9) Чжун – единый первоисток. Вытекающая из него гармоничная (хэ) река смыслов – это и есть дао. Взаимодействие единого и многого, центра и гармонии, истока и реки – это то, что порождает мир с его мириадами «вещей», т.е. конкретных материальных объектов, которые можно пощупать, увидеть, услышать...