Я долго избегал этого понятия; но без него мысль Конфуция не просто неполна: она невозможна. Это ключ к его этическим и политическим построениям. И текст 1-2, которым я занят, невозможно понять, не разобравшись с ним.
Почему избегал? Ну, во-первых, потому что оно говорит о семейной этике; а мы живем в мире антисемейном, построенном на предательстве семьи, помешанном на независимости «свободолюбивых детей» от «диктатуры взрослых», – спасибо революции хиппи и ее по сей день дебилизирующему и деморализующему воздействию на нашу цивилизацию. Все семейное в нас искорежено, деформировано, все мысли на эту тему отягощены стрессами и внутренними конфликтами. У одних больше, у других меньше, но – наверное, у всех.
Поэтому очень трудно размышлять на эту тему спокойно и уравновешено, с независимо развивающейся мыслью, не волоча за собой ворох эмоций, рожденных проблемами своей частной жизни и всего нашего времени (хиппизм, ЛГБТ, феминизм, однополые браки, бешеная ювенальная юстиция и поголовно dysfunctional families). А размышлять надо. Понятие 孝, сяо – хороший повод.
И потом – его невозможно обойти. Его роль в китайской культуре огромна. Примерно такая же, как роль идеи любви в христианстве. Китай уже давно – не религиозная страна. Несмотря на наличие буддизма (безбожной религии), даосизма (безбожной квази-религии) и конфуцианства (вообще не религии, несмотря на «храм Конфуция» и прочую ритуальную атрибутику), китайское мышление – секулярно. Единственный серьезный претендент на замену религии – это культура «сыновности», сяо. Странным образом, эта культура очень похожая на сыновность Христианства, где и Христос – сын; и Бог для всех людей – Отец. Сяо – это и есть главная китайская религия. Поэтому не ошибиться в понимании этого слова очень важно.
Другая причина избегания этой темы – ужасная традиция перевода. До сих пор сяо переводят как «сыновная почтительность», по поводу чего можно только плюнуть и выругаться. Подобно тому, как вокруг Дао дэ цзин сложилась вульгарная эзотерическая традиция в духе мадам Блаватской, так и вокруг Конфуция сложилась в 19-м веке традиция оперетточных китайцев, поминутно кланяющихся, говорящих неграмотно и со смешным акцентом (китайса пришела, китайса поклонилася). Так возник образ глупого и смешного человека-робота, помешанного на «ритуалах» (образ, доживший до наших дней в головах невежд). В то же время и сложился весь этот моралистический словарь: «добродетель», «сыновняя почтительность», «благородный муж».
Все это надо бы забыть, как страшный сон. Но ирония ситуации в том, что китаисты, освоившие китайскую культуру, вместе с ней усвоили и эту «сыновность», уважение к традиции. И приложили это благородное чувство... к безграмотной традиции перевода, созданной отцами-основателями китаистики; и поэтому повторяют всю эту чушь из 19-го века, хотя и не могут не видеть, что перевод неточный. К счастью, выросло поколение китайцев-китаистов, пишущих по-английски. Они не чувствуют нужды повторять оперетточные глупости, унизительные для их культуры:
What is xiao? The word has been translated since the Jesuits as “filial piety”, but I do not use the term here because it denotes a subjective state, i.e. a state of mind, a state of worshipful piety, rather than an objective state, i.e. a way of conduct, indeed a whole way of living one’s life, as prescribed by the sages. (Feng Xin-ming)
Сейчас прервусь. В ближайших постах попробую разобраться с тем, как работает 孝, сяо.
Иероглиф сяо, 孝, «сыновнее» употребляется в Лунь Юй гораздо реже, чем я ожидал. Всего 15 раз на 500 текстов. И целых 34 раза – в миниатюрной книге Сяо цзин, «Книге о сыновности» (в ней 18 маленьких текстов). Она, видимо, написана Цзэн-цзы, одним из учеников Конфуция, по итогам разговоров с учителем: все разговоры в ней ведутся им и Конфуцием. Цзэн-цзы стал известен благодаря разработке именно этой темы.
Это, по сути, еще одна, 21-я глава Лунь Юй, только «отстегнутая» от основного текста. От Лунь Юй она отличается последовательностью и сосредоточенностью на одной теме; тогда как Лунь Юй – книга принципиально пестрая, неупорядоченная, точь-в-точь как наши блоги. (Единственный в ней «порядок» – в том, что первые 10 книг считаются «более каноническими», более «плотно» выражающими учение Конфуция, а следующие 10 – «более апокрифическими», с большим вниманием к ученикам.)
Насколько можно реконструировать логику Конфуция в употреблении понятия сяо, «сыновности», она такова. 1) Коренное понятие – жэнь, человечность, эмпатия, чувство другого. Признав существование другого, мы ищем адекватный способ коммуникации. 2) Так делается первый шаг конкретизации чисто экзистенциального понятия жэнь: это принцип шу, взаимности: не делай другому того, чего не желаешь себе. 3) Дальшейшая конкретизация понятия взаимности – это целый веер понятий: двусторонняя идея искренности/доверия, идея справедливости, уважения, верности и пр. 4) дальнейшее развитие приходит к мысли, что «душе грешно без тела, как телу без сорочки», что все эти этические импульсы нуждаются в форме – так рождается идея ли, социальной формы, без которой все хорошие порывы извращаются («уважение без ли – угодничество; искренность без ли – бестактность...» и т.д.).
А где же сяо, спросите вы? Пройден весь путь: от трансцендентного, чисто экзистенциального понятия жэнь – до самых конкретных социальных форм, а сяо так и не появилось. Где его место? А его место – в качестве модели, образца, камертона, по которому человек настраивает свое поведение: отладив его на родителях, он переносит его на остальных людей. Вот один из главных текстов на эту тему:
Кто любит родителей, не посмеет делать зло другим людям;
кто уважает родителей, не посмеет вести себя нагло с другими.
(Сяо-цзин, №2)
Безбожная китайская мысль не считает, что человек обязан своим существованием Богу. Но она и не опускается до глупого поросячьего представления, что человек никому и ничем не обязан. Она считает, что он всем обязан родителям и предкам. (А кому еще? Тут надо выбирать – либо Бог, либо предки.) Все, что у него есть, руки-ноги-голова-сердце-личность, получено от них. Его бытие – подаренная ему частица их бытия. Идея сыновности – это та самая идея взаимности в применении к тем, кто дал тебе жизнь. Человек возвращает долг благодарности заботой и почти религиозным отношением.
Не надо пугаться слова «религиозным». Надо вспомнить, что происхождение религии – не таково, как его объясняют марксисты: не «опиум», чтобы одурачить и подчинить народ. Это объяснение – лишь проекция того, как мыслят и что делают сами марксисты, на другие эпохи (подобно тому как циник видит во всех людях только отражение собственного цинизма). Именно марксисты использовали техники манипуляции и охмурения масс, именно они создавали подобные квазирелигиозные формы контроля. А потом вчитали эту свою технику в настоящую историю религий.
Т.е., разумеется, манипуляция и власть – вечные соблазны любого общества; и они сопровождают любую человеческую деятельность, включая религию. Но это не узус, а абузус; это не объясняет смысл религии, а только формы ее извращения и использования. (Если вы мобильником забиваете гвозди, то это говорит не об устройстве и назначении мобильника, а только о ваших странностях.) Само это марксистское объяснение – тоже манипулятивно и лживо, рассматривать его всерьез – не имеет никакого смысла.
В основе религиозного чувства – не манипуляция попов, но также и не пресловутый «страх перед силами природы» (еще одно идиотское материалистическое объяснение, проекция страхов самого материалиста перед миром, который он обессмыслил своей дуростью).
Это нечто более глубокое: онтологическая благодарность за частицу бытия, уделенную тебе. Онтологическое чувство тут главное. Чудо собственного существования – более впечатляющая картина, чем любые фокусы исцеления или громовержения. Особенно изумляло людей чудо перехода из небытия в бытие – рождение. (И, соответственно, обратный переход границы: смерть.) Как может из ничего появиться что-то? Это было самое поразительное.
Отсюда ранние культы Богини-Матери (самая прямая связь с чудом рождения), отсюда же главный ритуал всех религий – жертвоприношение. Смысл его: я признаю, что Ты дал(а) мне это бытие, я Тебе возвращаю в знак благодарности частицу своего бытия – в виде имущества (урожай, скот), потомства (первенец), собственного тела (членовредительство, самокастрация). Если бы религия не имела онтологической основы, а была только большевистским опиумом и манипуляцией, ее картина была бы совсем другой.
Но китайская культура рано обезбожилась, поэтому вся эта онтологическая благодарность была перенаправлена по единственному возможному адресу: на родителей и предков. Поэтому 孝 сяо – это вся религиозность, описанная выше, со всей глубиной ее онтологии; но получившая иной объект – семью. (Это интересно сравнить с библейской моделью, в которой есть и Бог, и семья: все глобальные планы Всевышнего реализуются через отношения, например, Иакова со своими женами и сыновьями.)
Сяо – не религиозное понятие в нашем смысле слова: там нет бога. Но там есть религиозное чувство благодарности за свое существование. Иногда 孝 сяо употребляется рядом со словом «духи»: 孝乎鬼神 «сыновность по отношению к духам и божествам» (надо понимать как «духи предков», я думаю). И уже это одно показывает, что тут неуместно другое циничное объяснение, хиппистское: дескать, тираны-родители угнетают и подчиняют свободолюбивых детей, и создают для этого культ собственных привелегий.
Принцип онтологической благодарности – это проекция понятия взаимности, шу, на отношения предков и потомков: вы нам дали частичку бытия, мы ее возвращаем в виде заботы, уважения, жертвоприношения (в виде частичного подчинения своей жизни – родителям). Неблагодарность – одно из самых низких проявлений человека, сродни предательству. Отсюда и понятие «хам» (Хам – третий сын Ноя, глумившийся над отцом, если кто не помнит).
Поэтому, ровно так же, как в христианских странах люди уважали монархов за «страх божий», за искренность в вере и готовность ее защищать, в странах китайской культуры эквивалентом религиозности было сяо, «сыновность», чувство онтологической благодарности. И монархов оценивали прежде всего по наличию сяо. Оно было признаком того, что человек – этичный, а не эгоистичный, человечный, а не прагматичный. Порядочный, одним словом. Цзюньцзы.
Поэтому в своих советах, как обрести уважение и верность подданных, Конфуций говорит:
Держите себя с достоинством – и будет уважение;
проявляйте сыновность [к старшим] и доброту [к младшим] – и будет верность...
Иероглиф сяо лучше переводить как «сыновность», «сыновнее», filial, но в комментариях объяснять, что это не «сыновняя почтительность», filial piety, как продолжают переводить китаисты, а религиозная по происхождению онтологическая благодарность, сначала направленная на старшие поколения (родители и предки), потом скопированная на старших по социальному положению (император, министр, босс, армейский командир)...
Тут свободолюбивый младший менеджер, на работе сладко лебезящий перед боссом, как проститутка, а потом в баре и в блоге кичащийся своей «гордой мужской независимостью», скривит рожу: фи, субординация. Не то, чтобы меня интересовало мнение этого дурака, но просто для полноты картины: речь идет не о принципе холопства («я начальник, ты дурак»), а о построении стабильной социальной системы. Это и вообще важно, а в эпоху «Воюющих царств», когда жил Конфуций, было вопросом жизни и смерти множества людей.
Конфуций продумывает модель общества и государства. Если вы строите дом, он должен быть устойчив; то же касается общества. Его стабильность обеспечивается одним из двух способов – либо насилием и подавлением (т.наз. «диктатура закона», она же диктатура тирана-законодателя) либо более мягкими, этическими (т.е. непринудительными) механизмами социальной саморегуляции. Заведомо не приемля первый, легистский путь «полицейского государства», он пытается нащупать работающую модель для второго, этического способа построить нечто устойчивое, стабильное, органичное.
Решение Конфуция: взять за основу сыновние чувства, ту самую онтологическую благодарность за свое бытие. Эти чувства – самые благородные и не-эгоистичные, но при этом самые растпространенные, доступные и естественные для каждого. Это лучший претендент на «общий знаменатель» в отношениях людей; он не вызывает споров.
И эти чувства, эту онтологическую благодарность он хочет сделать тем корнем, из которого ветвятся другие поведенческие модели – в политике, в делопроизводстве, в бизнесе. Сыновность он проецирует сначала на «вышестоящих» (и не надо кривиться: любая политическая или производственная система иерархична), а потом и на всех людей вокруг. И это великолепная мысль: каждый человек должен получать частицу онтологической благодарности! Потому что человеческое существование не сингулярно, а взаимно. Взаимность – это вообще самое точное определение человека...
В одном старинном тексте (не китайском) сказано: «почитай родителя как бога, почитай учителя как бога, почитай гостя как бога...» (и что-то еще, не помню). Конфуций предлагает строить социальную модель на том, что надо почитать любого человека как отца или мать. (При всей патриархальности, сыновность одинаково была направлена на обоих родителей.)
Точнее, так: он предлагает почитать высших или равных как родителей, а младших или подчиненных – как младших братьев (не детей!). И тут рядом с сыновностью появляется второй этический модус – братское чувство. Но о нем в другой раз.