diejacobsleiter | Entries tagged with li

禮 ли, «ритуал» (социальная форма) – это не этика и не этикет, а точка пересечения этики и этикета. Когда этические качества находят себе выражение в языке этикета, эта их встреча, обретенное единство и называется «ли». Само по себе доброе качество бесполезно; сам по себе этикетный жест бессмыслен. Только их встреча и взаимодействие порождает искренний и осмысленный поступок, согласованный одновременно с принятой нормой и внутренним чувством. Это и есть – ли... Напоминает греческую идею «символа» как разломанной пополам таблички: чтобы при встрече соединить и узнать друг друга. В символе встречается идеальное и материальное: например, слово – это встреча идеи и звука. В ли тоже встречается идеальное и материальное: этический модус (сочувствие, уважение) и этикетный знак (жест, слово). Чтобы их встреча состоялась, как и в случае с символом, нужен третий элемент, посредник: очевидно, это личность человека.

Ну вот, теперь и мой перевод куска о «пути большого беспорядка» или «дао великого хаоса» готов.

Человеческая натура от рождения «небесна»: чиста и спокойна. Столкновение с миром пробуждает в ней страсти, а эти страсти легко получают контроль над человеком; и, подобно тому как болезнь уничтожает здоровое тело, так и страсти унижтожают небесную природу, т.е., говоря по-нашему, «душу» человека: разрушают, портят, грязнят ее.

Отсюда делается вывод о том, что нужны защитные средства, чтобы удержаться от «войны всех против всех»: внутреннее лекарство – музыка, внешнее – ли (форма-этикет-правила-ритуал). Оба они помогают вспомнить об эмпатии, о чувстве общности с другими. Это происходит и при совместном исполнении, и при совместном слушании музыки (напомню, речь идет, скорее всего, об обрядовой музыке, от деревенской свадьбы до императорского ритуала). А этикет-ли помогает рационализировать отношения, иметь договорные правила, сдерживающие механизмы от наступления «закона джунглей», социального хаоса.

И то, и другое «лекарство» основано на конфуцианской мысли о том, что человеческое существование взаимно, и человечность – это эмпатия, взаимность. Музыка помогает поддерживать и культивировать эту взаимность эмоционально; ли – рационально.

А даосско-руссоисткий «непосредственный» человек, предоставленный самому себе (именно его описывает текст!) – это святой младенец, неизбежно превращающийся в исчадие ада, в монстра. Поэтому, хотя первые строки звучат почти как Дао дэ цзин или Руссо, текст вовсе не призывает «оставаться младенцем» или, хуже того, «вновь стать как младенец». Результат «естественности» ужасен. И рецепт ее – глуп, неосуществим, пахнет тоталитаризмом (СССР и Третий рейх - побочные дети руссоизма). Пасту в тюбик обратно не затолкаешь, сложность в простоту не превратишь, надо находить правильный путь в условиях сложности, а не придумывать лукавые рецепты «простоты».

Что это основано на лжи – понять очень легко. Сами понятия о иррациональной простоте, непосредственности и естественности – это продукт высокой рациональной сложности и искусственности. Простота не знает понятия простоты; она вообще не знает и не говорит. О простоте рассуждает только сложность, причем изощренная сложность. Как идиллическая пасторальная поэзия была порождением поздней городской культуры чиновников, уставшей от самой себя; так и простота – порождение высокой, уставшей от себя сложной рациональной культуры. Поэтому все ученые разговоры рафинированных интеллектуалов вроде Лао Цзы о простоте и непосредственности – это лукавое фэнтези. Сама рациональная, в высшей степени сложная и изощренная манера говорить на эти темы – это голосование за сложность, это выбор рационального пути, предпочтение искусственности.

И потом, кто сказал, что рациональность и искусственность – противоестественны? Откуда взялась эта дурацкая догма, что они противоречат человеческой природе? Откуда идея, что человеку естественнее без цивилизации, науки, социальности, искусства? Может быть, наоборот? Даже животные, живущие в стаях, строят сложнейшую рациональную систему ритуала, создают языки знаков и символов; почему это должно быть неестественно для человека?

Вот и автор «Записок о музыке» начинает с того, что «естественный человек», предоставленный самому себе и отказавшийся от принципа взаимности, – это стихийное бедствие. Что его изначальная природа («небесная») утрачивается на этом пути: страсти и желания сожрут ее без остатка. Этот путь назван «дао великого хаоса». Именно для того, чтобы сохранить естественность человека, его истинную природу, и нужны все эти «искусственные» пристройки, контрфорсы и аркбутаны: музыка поддерживает человека с эмоциональной, стихийной стороны, а ли – с рациональной, формальной.

Ну а теперь мой перевод куска про дао хаоса:

Человек от рождения спокоен:
таково его небесное естество.
Соприкоснувшись с вещами мира, он приходит в волнение:
таковы его естественные страсти.
Вещи мира проникают в его сознание, осознаются,
И тогда появляются любовь и ненависть.

Если любовь и ненависть не удерживаются внутри,
если сознание побуждает их проявиться снаружи,
то он не сможет вернуться к себе:
его небесная натура утрачена.

Ведь волнующее действие вещей мира – бесконечно.
А любовь и ненависть человека – безудержны.
И тогда вещи мира приходят / обступают его,
и человек сам превращается в одну из «вещей мира».

А если человек превращается в «вещь»,
и утрачивается его небесная натура,
и растрачивает он себя в страстях,
то тогда:

сильные обижают слабых,
многие подчиняют немногих,
умные обманывают глупых,
храбрые запугивают робких,
больные и хилые не получают заботы,
старые и малые не находят пристанища.

Это – дао великого хаоса.

Это фрагмент, который я сейчас перевожу (из "Записок о музыке"), только в переводе Рудольфа Вяткина. Того самого, что впервые в истории перевел полный текст "Исторических записок" Сыма Цяня. Перевод - просто высший класс. По деталям у меня есть сомнения и несогласия, но общее качество превосходное. Стиль оригинала (убаюкивающая мелодия) воспроизведен хорошо.

***

Человек рождается чистым, в этом дарованная ему небом натура. Сталкиваясь с окружающим миром, его натура приходит в движение, и в ней рождаются желания. Когда предметы и явления познаются, формируются чувства любви и ненависти к ним. Если любовь и ненависть не умеряются изнутри, а познания окружающего завлекают его в мир вещей и он не в состоянии справиться с собой, тогда дарованные ему небом качества гибнут. Ведь окружающий мир воздействует на человека бесконечно, а любовь и ненависть человека не имеют предела, и в таком случае окружающий мир подступает к человеку, и он изменяется под его влиянием. Когда же человек изменяется под воздействием окружающего мира, в нем погибают дарованные ему небом качества, и он истощает себя в желаниях. Вот тогда-то рождаются чувства непокорности и бунта, притворства и обмана, творятся всякие непристойные дела и устраиваются беспорядки. Тогда сильные начинают угрожать слабым, многонаселенные царства начинают насильничать над малонаселенными, знающие начинают обманывать неразумных, дерзкие причинять страдания робким, страдающие от эпидемий и болезней не получают ухода, старые и малые, сироты и вдовы не имеют пристанища — все это и есть путь большого беспорядка.

***

Смысл текста в том, что человеческая натура, изначально чистая (спокойная, тихая), сталкиваясь с миром, приходит в возбуждение и, не в силах контролировать свои пристрастия и желания, попадает под их власть, утрачивает свою "небесную природу" и приводит в состояние хаоса и себя, и мир вокруг себя. Соответственно, нужны средства защиты от хаоса и сохранения первоначальной чистоты и уравновешенности. В качестве лекарства внутреннего употребления предлагается музыка (конфуцианская музыка коллективных обрядов и совместного пения-игры), в качестве внешнего лекарства - социальная форма, этикет-ритуал-правила ли.

(Ли-цзи, текст № 5)

Всякий [музыкальный] тон рождается из человеческого сердца.
Музыка же возникает из упорядоченных соотношений [тонов].
(вариант: Музыка связана с принципами человеческих отношений...)

Соответственно:
знать звуки и не знать [музыкальных] тонов – значит, быть животным;
знать [муз.] тонá и не знать музыки – значит, быть простолюдином.
Только благородный человек способен по-настоящему знать музыку.

Соответственно:
тщательно изучая звуки, можно познать [муз.] тонá;
тщательно изучая [муз.] тонá, можно познать музыку;
тщательно изучая музыку, можно познать искусство управления;
И тогда – дао политики обретено/готово.

Соответственно:
С тем, кто не знает звуков, невозможно обсуждать [муз.] тонá;
С тем, кто не знает [муз.] тонов, невозможно обсуждать музыку.

Познав музыку, можно добраться и до знания ли (этикета, формы).

Ли и музыка: их полное и совершенное обретение-дэ
Означает: иметь совершенный этос-дэ.
Этос-дэ – это и есть обретение-дэ.

***

Тут интересно несколько моментов.

Последняя фраза встречалась в комментариях Чжу Си: видимо, он, возможно, взял ее отсюда (либо она часто повторяется в конфуцианской литературе).

Потом, эта иерархия: цзюнь-цзы – простолюдины – звери и птицы. (Термин сяо жэнь, низкий человек тут не употребляется.) Звери и птицы знают только «природные» звуки, голоса. Простолюдины уже знают музыкальные звуки, поют простые мелодии, попсу. Настоящее знание музыки доступно только благородному человеку, цзюнь цзы. И, как сказано дальше, только ему (постигшему музыку) будет доступно понимание политики и гос. устройства.

Еще интересен переход от музыки к политике. Он кажется странным; но надо помнить, что философия в свой ранний период была очень политизированной, и в Греции, и в Китае. И Конфуций, и Лао-цзы движутся от универсальных онтологических конструкций к политическим рекомендациям. «Философ» как человек, отрешенный от мира, – это нонсенс для Осевой эпохи. Философ тех лет – это не отрешенный восточный мудрец, а эксперт-политтехнолог, воспитатель правителей, создатель политических доктрин. (Чего никак не хотят понять мутноглазые почитатели Лао Цзы.)

Поэтому, обретя понимание музыки, или как ее определяет автор, упорядоченных соотношений музыкальных тонов, научившись идее чистой формы, обретя системное мышление, можно переходить к практическому управлению. Интересно, что совершенно тех же представлений держался Пифагор: его школа-секта была крайне политизированной (антидемократической, аристократической): он учил греческих цзюнь цзы системному мышлению на математике и на музыке, а от них уже переходил к этике и политике.

Тут есть еще и другой момент. Музыка служит моделью того, как работает человеческое общество. Оно основано на человечности-жэнь, эмпатии, чуткости, которая развивается в принцип взаимности, а оттуда, опираясь на образец сыновности, – к «добродетелям» (искренность, верность и т.д.), а оттуда уже – к «внешней» социальной форме-ли.

В музыке происходит нечто подобное. Рождение звуков в сердце (уме, душе) подобно принципу эмпатии: это чувство звука, чуткость к звукам. Различение звуков и превращение их в музыкальные тона подобно превращению эмпатии в конкретные этические формулы (искренность, верность и т.д.). Организация и упорядочение звуков в музыку – это уже подобно социальной форме-ли.

Что особенно важно: музыкальные тона, как и люди, живут взаимным существованием. Музыкальный тон никогда не один в вакууме: он всегда познается через соотношение с другими тонами (через интервалы). Чтобы появился музыкальный тон как таковой (а не просто шум), нужно иметь хотя бы два тона (т.е. осознанный интервал между ними).

Взаимная соотнесенность тонов рождает саму идею музыкального тона. Взаимная соотнесенность людей рождает саму идею человека, человечности.

Ну и плюс – нельзя забывать, что, при всем сходстве, музыка и ли различаются по линии синтез / анализ. Музыка, будучи эмоциональной, соединяет. Ли, будучи рациональным, различает. Именно через достижение этой двусторонней полноты – и объединяющее действие музыки, и различающее действие ли-ритуала-этикета, – человек обретает этос, личность, личный неповторимый путь. Т.е., дэ.

В Ли-цзи («Записках о ли») есть глава Юэ-цзи («Записки о музыке»), и там любителя музыки и философии ждет настоящее пиршество. Много рассуждений о том, как функционирует пара музыка + ли. (Ли – не как порядок вообще, а как этикет-ритуал-правила, социальная форма, 禮.) Авторство и происхождение текста – в тумане. Для истории музыки эта книга не менее важна, чем для истории мысли, т.к. по ней пытаются реконструировать содержание утраченной Юэ-цзин, «Книги о музыке» (один из канонических текстов китайской культуры, вроде «Книги песен» или «Книги перемен»). Интеллектуальный уровень «Записок о музыке» очень высокий; стиль элегантный: сказывается вкус Конфуция к простоте и ясности (книга - конфуцианская), а также к симметричным фразам-«двустволкам» (они вообще типичны для китайских авторов той поры, а также для народных поговорок).

Музыка – это [мягкая, естественная] гармония мира ( = неба и земли).
Ли – это [твердый, искусственный] порядок мира ( = неба и земли).

Музыка собирает/соединяет все множество вещей мира.
Ли разделяет/упорядочивает всю массу вещей мира.

Музыка «проливается» с неба.
Ли «вытачивается» на земле.

Если сверх меры «вытачивать» – будет бунт. (избыток контроля = слом системы)
Если сверх меры «проливать» – будет буйство. (избыток стихийности = хаос)

Проясни свое понимание мира,
И тогда сможешь продвинуться к пониманию ли и музыки.

Как видно, диалектика инь-ян глубоко укоренена и в этом тексте. Без нее китайскую мысль вообще трудно себе представить. И это – не «национальная» особенность; это свойство любой настоящей мысли; просто ранние китайские философы выявили эти модели с предельной силой. (Греческие, кстати, с ничуть не меньшей: одного Гераклита достаточно вспомнить.) Пара музыка-ли тоже осмысляется в коде хаоса и порядка, стихии и разума.

Причем, как и полагается в паре инь-ян, между музыкой и ли есть взаимопроникновение: ли растет из глубоко стихийного иррационального чувства эмпатии; а музыка вырастает в самую рационально-упорядоченную культурную модель, несмотря на свою экстатичность (музыка и радость – два значения иероглифа 樂) и стихийное «пролитие с неба».

P.S. Частичный русский перевод этой главы есть в книге Древнекитайская философия, 2-й том, 1973. Его можно скачать здесь, надо найти в нем Ли-цзи и в ней «Глава тридцать седьмая. Записки о музыке» (стр.115). Хорош ли перевод Вяткина, не знаю. Можно еще прочитать на этой странице. Тоже надо найти Ли-цзи и пролистать вниз до нужной главы.

У меня долго лежал отложенным вопрос: «Как у Конфуция сложилась пара: этикет и музыка?» При чем тут музыка? Почему ее нельзя включить в этикет-ритуал, раз уж Конфуций так интересовался именно обрядовой, церемониальной музыкой? Почему не включить в этот блок что-нибудь еще? Почему именно пара, и именно эта пара? Когда формируется устойчивая пара понятий, это всегда бинарная оппозиция, всегда верх-низ, свет-темнота, Аполлон-Дионис. Как оказалось, что музыка и этикет составили пару?

И вот, я нашел текст, который дает превосходный ответ на этот вопрос. Это в Ли-цзи, трактате о ли (о форме-этикете-ритуале-правилах). Это большая и пестрая книга, у нее явно много авторов. Некоторые главы похожи на Лунь Юй, там зачины «учитель сказал» и разговоры Конфуция с учениками. Другие части написаны монологично, как трактат. Есть и философски сильные тексты, и уныло-педантичные перечни обрядовых тонкостей.

Во время поиска одного словоупотребления я наткнулся на вот такую прекрасную фразу (даю перевод несколько сглаженный):

Музыка – это неизменность чувства.
Ли – это неизменность приниципа.
Музыка соединяет схожее. Ли разделяет различное.
Смысл ли + музыки – в том, чтобы охватить
все человеческие чувства (проявления).

Интересно, что вторая фраза объясняет ли-этикет-ритуал 禮 через более общее понятие ли 理. Я о нем писал как о паре к понятию ци (энергия, жизненная сила, дух); это ли охватывает такой круг понятий: принцип, структура, форма, смысл, логика, закон, рациональность. Диалектика стихийного и структурного – таков смысл пары ци и ли.

И вот, нечто похожее переносится на более «низкий» конкретный уровень социальности: музыка вызывает стихийные чувства близости, единства, общности. Социальная форма ли служит противоположной цели – подмечать и подчеркивать различия, детализировать их. Т.е., опять же, стихийное и структурное, эмоциональное и разумное. Таков смысл пары юэ и ли, музыка и этикет. И назначение этой пары – охватить человеческую натуру в полноте ее проявлений. Т.е., с двух сторон – с «внешней», рационально-формальной (ли) и «внутренней», эмоционально-стихийной (музыка). Как говорится в другом тексте из этой книги, 樂由中出，禮自外作: музыка выходит изнутри, ли действует снаружи.

«Внешней» и «внутренней», конечно, в кавычках, потому что и тот, и другой элемент имеет и внутреннюю, и внешнюю сторону: ли-этикет растет из эмпатии, глубочайшего экзистенциального чувства; а музыка из эмоциональной стихии развиваются в сложнейшую рациональную культуру форм и стилей, исполнительской техники и т.д.

(Прелюдия к разбору была тут)

Это очень сильный текст Конфуция, один из главных в книге. Он просто и ясно, с предельной наглядностью показывает, как работает ритуал, т.е. социальная форма, которая включает в себя и этикет, и «протокол», и принятые в обществе нормы приличия, но не только это.

Речь идет о том, что любое этическое качество нуждается в «воплощении», т.е. в обретении социальной плоти. «Душе грешно без тела, как телу без сорочки». Этическому качеству нужно иметь «и тело, и сорочку», тогда оно работает. Невозможно просто быть «хорошим», эта хорошесть должна стать социальным текстом, знаковой системой. Стихийному чувству нужна форма.

И в тексте Конфуций показывает, как самые достойные качества, если они не материализованы в форму, т.е. в социальную конвенцию и знаковую систему, превращаются в самые отвратительные пороки. Usus вырождается в abusus.

Уважение без Формы – угодливость;
осторожность без Формы – трусость;
смелость без Формы – преступность;
прямота без Формы – хамство.

Я перевожу ли, ритуал, как Форма, чтобы еще раз сбить привычную (и совершенно неправильную) настройку восприятия понятия «ритуал» как дурацких ряженых «церемоний», «камланий», «процессий». Переломов переводит ли как Правила. Это лучше, чем Ритуал, но все равно недостаточно хорошо. Форма или Социальная форма – это, по-моему, самый полный и адекватный перевод иероглифа ли, 禮.

Конфуций для описания этических качеств часто использует формулы типа А, но не псевдо-А. В этом тексте он показывает, от чего зависит, выродится ли А в псевдо-А. От ли, ритуала, социальной формы. Если ее нет, ваше достоинство превращается в порок.

Вы уважаете людей, хотите вести себя уважительно. Но делаете это наобум. Все, это уже не уважительность: она превратилась в угодливость, суетливость, унижение, утрату своего достоинства.

Вы осторожны, и это хорошо. Но вы не знаете, когда это уместно, а когда нет, какие ситуации этого требуют, а какие нет. Вы перепуганы, смущены и предпочитаете не действовать вообще: становитесь трусом. Это отвратительно.

Вы смелы, но не включаете эту смелость в социальный контекст, не обуздываете ее социальными связями и обязательствами. Все, смелостью это больше не является. Теперь вы становитесь (на выбор или все вместе:) скандалистом, хулиганом, революционером, преступником или тираном, домашним или государственным.

Вы любите искренность и прямоту, но это стихийная прямота, лишенная структуры; она не знает, когда и в каких формах проявлять себя. Все, спасибо, можете идти: теперь это не искренность и прямота, а только хамство, грубость, бестактность, неуместность.

Такова мысль Конфуция. Ее можно не принимать, но отказать ей в стройности, продуманности и системности – невозможно.

Это из примечаний к переводу Лунь Юй, сделанному в 2015 году Робертом Эно (скачать в свободном доступе). Один из самых ясных и толковых современных переводов. А выписка – из кратких пояснений к ключевым понятиям. Очень неплохие тексты. В частности – этот, про ли, ритуал.

禮

Li (Ritual)

Commitment to ritual was the distinguishing characteristic of the Confucian School. By ritual, or li, the Confucians meant not only ceremonies of grand religious or social occasions, but also the institutions of Zhou Dynasty political culture and the norms of proper everyday conduct.

Although accordance with ritual was, in some senses, a matter of knowing the codes of aristocratic behavior (and knowing them better than the debased aristocrats of the later Zhou era), it was more importantly a manner of attaining full mastery of the style or pattern (文 wén) of civilized behavior. Confucians viewed these patterns as the essence of civilization itself.

The great sages of the past had labored era after era to transform China from brutishness to refinement through the elaboration of these artistic forms of social interaction, and in the Confucian view, the epitome of human virtue was expressed only through these forms. Mastery of the outer forms was the path to inner sagehood.

Основные идеи, которые мне кажутся важными:

1. Ли – не театрализованные «ритуалы» разных культов; это социальная форма, во всей полноте проявлений, от бытового этикета до политического и религиозного уклада.

2. Происхождение ли – это аристократический этикет, который был переосмыслен как универсальный и внесословный код цивилизации. (Точно так же как цзюнь-цзы был аристократом, а стал «истинно благородным человеком», джентльменом, независимо от сословия.)

3. Китайские мыслители древности, особенно конфуцианцы, были не мечтателями, а людьми миссии: они трудились над тем, чтобы цивилизовать Китай, вывести его из джунглей дикости на дорогу высокой культуры и цивилизации. Их методом была Форма. Они исходили из того, что форма формирует содержание. Их главным инструментом был ритуал, т.е. формы социального взаимодействия, разработанные и отшлифованные до уровня искусства.

4. Конфуцианцы считали, что идеальные этические концепты, все эти добродетели и человечности, чтобы не остаться благими мечтаниями, требуют реализации в форме. Ритуал и есть та форма, в которой живет этика человечности и эмпатии, жэнь: этика отношения к другому.

Конфуций считается последним и окончательным редактором канона классической поэзии, книги Ши Цзин (305 стихотворений примерно 3000-летней давности). Это важно помнить: он был, во-первых, философом очень строгого, системного склада мыслей (а не мутноглазым «восточным мудрецом» из эзотерических книжек); во-вторых, ценителем поэзии, филологом, редактором-составителем. Профессионалом Слова.

Был ли он поэтом? Смешной вопрос. Разумеется, был. Свой опыт работы над древними стихами Конфуций прямо приложил к своим философским текстам. У китайских стихов структура намного строже, жестче, чем у европейских, они требуют от поэта мощного, почти музыкального чувства формы; и Конфуций явно обрел и натренировал его в своих филологических штудиях. Когда его тексты длинные, они кажутся прозой (это требует проверки). Но когда они короткие, это всегда поэзия; всегда ясная и красивая Форма.

Иногда афоризмы похожи на старинные песенки из Ши Цзин (когда в них много словесных повторов), иногда они – более сложной штучной выделки, как тексты Гераклита или Лао Цзы. Но они всегда имеют ясную форму мысли (бинарные оппозиции, расподобления, классификации) и четкий поэтический ритм (3+3+3, 4+4 и т.п.). Они всегда прошиты созвучиями (аллитерации, рифмы) и иероглифическими соответствиями, и часто насыщены игрой синонимов-омонимов. В переводах от всего этого уцелевает не больше, чем от Хиросимы после атомной бомбардировки.

Поэзия Конфуция и звучит красиво, и яснее постулирует мысль, и (кстати!) с большим хитроумием защищает ее от перевирания в устах учеников: жестко-структурированный текст трудно исказить. (Интересно, что Гераклит, так похожий на Конфуция и Лао-цзы, лучше сохранился, чем другие ранние греческие философы: от них осталось по нескольку фраз, а от него более 120 афоризмов в неискаженном цитировании; а все потому, что жесткие и красивые тексты легко цитировать и трудно коверкать.)

Я уже разбирал текст, в котором Конфуций предлагает три формы воспитания истинного джентльмена цзюнь цзы. Начинать надо с поэзии, словесной формы; растить и укреплять этикетом, социальной формой; а завершать и полировать воспитание музыкой, чистой формой. Как воспитательная модель это вполне актуально и действенно (я «проверял», не зная о Конфуции).

Сегодня разберу афоризм (Лунь Юй, 3-3), в котором он говорит, что эти формы не работают в отрыве от этики «человечности», жэнь, т.е. чуткости и эмпатии по отношению к другому.

Напомню: человечность 仁 rén, или жэнь – это сумма иероглифов человек 亻(сокращение от 人) и двойка 二. Суммарный смысл 仁 это человечное отношение к другому. Конфуцианская этика базируется на идее другого (а не на «спасении своей души», например). Нет этики «вообще», а есть этика отношения к другому: этика сочувствия, доброты, эмпатии, чуткости (это все – словарные смыслы и древние комментаторские пояснения, а не моя фантазия.)

Конфуций не упоминает о поэзии Ши, а только об этикете Ли и музыке Юэ: о социальной форме и чистой форме. Но поэзия тут в самом тексте, причем поэзия избыточно наглядная, в духе Ши Цзин, с характерными для старинных песенок повторами и простой структурой 4+3+4+3. Я выделил всего лишь два неповторных иероглифа – этикет-Ли и музыка-Юэ. Все остальное повторяется, совершенно как в народной песенке (я их немножко разбирал тут и тут и тут).

人而不仁
如禮何
人而不仁
如樂何

rén ér bù rén
rú lǐ hé?
rén ér bù rén
rú yuè hé?

Созвучия:
-      Стихи рифмованы повторами: rén-rén и hé-hé.
-      Все строки кончаются созвучием на е: rén hé rén hé.
-      Все строки начинаются на r: rén rú rén rú.
-      1-я и 3-я строки имеют еще и внутреннее созвучие rén-rén.

Эта плотность повторов и созвучий – явное подражание песенкам из Ши Цзин. Забавно: текст так и просится быть спетым. И, возможно, Конфуций не «вещал», а напевал это ученикам, как бабушка детям, шутливо пародируя колыбельные «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю» или серьезно подражая печальным напевам «Полынушка, горька травонька, горчей ее в поле не было». Если он пел, то это звучало именно так.

Возможно, ученикам было легче запоминать тексты в виде песенок, и они хором повторяли за учителем. Если он и не пел, все равно: этот текст - явное подражание простодушно-изящному фольклору из Ши Цзин. Надо учесть и то, что пение для запоминания – очень древняя практика: библия, ригведа, многие традиции сохранялись устно, причем в виде пения. Ничего странного, если ее использовал и Конфуций.

Слово жэнь или rén использовано здесь в двух разных значениях и написаниях. Первое rén 人 – это просто человек, a man, a person. Второе - 仁- я уже объяснял: человечность, эмпатия. Эта игра омонимов тут основная. Но есть и еще два «человеческих» иероглифа – это вопросительное слово 何hé? как? (слева иероглиф человека). И глагол 如 rú, соответствовать, быть подобным (слева иероглиф женщины).

И теперь можно прямо двинуться к переводу и пониманию текста.

Нечетные строки (они одинаковы: 人而不仁) переводятся так: человек – и без человечности.

А четные строки (они почти одинаковы: 如禮何 и 如樂何) переводятся так: как [он может] соответствовать Этикету (Ритуалу)? как [он может] соответствовать Музыке? Или проще: что ему делать в Этикете (Ритуале)? что ему делать в Музыке?

И теперь все складывается в целое:

Человек – и без человечности:
Как он может соответствовать Ритуалу?
Человек – и без человечности:
Как он может соответствовать Музыке?

Звучит почти бессмысленно, особенно для русского уха. Но смысл очень ясный и красивый. Речь идет о социальной форме: ли, этикет, ритуал. И речь идет о чистой художественной форме: юэ, музыка (или музыка с поэзией; они часто мыслились вместе). И Конфуций говорит о том, что бессердечному, холодному социопату, человеку без эмпатии и чуткости, нечего и пытаться приближаться к Форме. Ничего не получится. Он не «соответствует».

Форма имеет этическое измерение: это знали греки, это знала западно-европейская традиция, этого клинически не понимает русская культура. Я уже писал о Стурлуссоне, с его честным скальдом, и о Шекспире, с его честным методом. Это старая и важная для меня тема.

Ну, вот, совершенно очевидно (ибо другого прочтения тут нет, не существует), что Конфуций тоже знает этот секрет цивилизации: Форма и Этика – связанные вещи, одна без другой невозможна.

興於詩
立於禮
成於樂

Конфуций в своем афоризме из 3х3 иероглифов формулирует три стадии формирования цивилизованного человека. И, поскольку он – формалист (т.е. у него «форма формирует содержание»), он рекомендует для этого три формальных лекарства: для роста, для укрепления и для завершения:

становление (развитие) – от поэзии (словесной Формы)
выпрямление (укрепление) – от этикета (социальной Формы)
завершение (совершенство) – от музыки (чистой Формы)

1. Для роста, развития необходима словесная форма, Поэзия. Это совпадает с моим давним представлением о том, что правильные отношения с языком – основа морального здоровья. А самая лучшая, чистая и концентрированная форма языка – это поэзия. Она же дает и первичное чувство формы, и развивает воображение. Лучшее, на чем можно учить детей (начиная с 3-х лет) – это стихи. Но, конечно, не «стихи для детей» (гадость страшная!) и не попсовые песни. Нужен тщательный и умелый отбор. Но как пища для раннего развития ума – поэзия незаменима, тут она творит чудеса, это мой опыт вполне подтверждает.

2. Для укрепления, становления выпрямленной личности необходима социальная форма, Этикет. Эта мысль труднее всего дается людям плебейской (пост-)советской культуры. Мы – ужасные дикари, мы не только не знаем социальную форму, но еще и приучены по-пролетарски презирать ее, и от этого так просто не излечишься. Немножко помогает эмиграция: попадаешь в другой мир, где этикет культивируется, где он естественен. Сначала плюешься и морщишься, но потихоньку понимаешь и начинаешь ценить...

3. Для завершения процесса, для достижения совершенства необходима чистая, абстрактная форма, Музыка. Музыка – единственное из искусств, которое не изображает (как живопись) и не рассказывает (как литература) и не служит социальным нуждам (как архитектура), а приучает наслаждаться чистой формой. Лучшая школа антипрагматизма, научающая мысль ходить по дорожкам, малознакомым «нормальному человеку» с его культом интереса и выгоды.

Мне кажется, что это абсолютно работоспособная воспитательная модель, хорошо продуманная и вполне свежая, актуальная. Это не полная формула образования, в ней нет ни проф. специализации, ни математики и компьютерного знания; это только воспитание цивилизованного человека, гуманитарная сторона дела. Но вполне актуальная, несмотря на 2500 лет. Некоторые вещи не меняются.

В поисках культурного и языкового контекста для понятия ли (форма, ритуал, манеры) я наткнулся на много любопытных текстов из древнейшего собрания песен Ши цзин. Особенно меня порадовала вот эта песенка. Она построена по принципу колыбельной «У кота ли, у кота» и довольно сурово осуждает человека, не умеющего себя вести. Т.е. эта ценность (этикет, умение себя вести, социальные навыки) намного древнее Конфуция, как и сам иероглиф ли. Сопоставление с крысой основано на рифме, так что не смейтесь, я воспроизвел в стихах все эти ПИ-ЙИ, ЧИ-ЖИ, ТИ-ЛИ (звучит как школьное правило правописания: «пиши с буквой и»). А песенка отличная:

Смотри, у крысы есть ПИ (шкурка),
А у человека нет ЙИ (умения себя вести) 儀
А у человека нет ЙИ:
Что ему остается, кроме как помереть?

Смотри, у крысы есть ЧИ (зубы),
А у человека нет ЖИ (выдержки) 止
А у человека нет ЖИ:
Что ему остается, кроме как помереть?

Смотри, у крысы есть ТИ (тело),
А у человека нет ЛИ (хороших манер) 禮
А у человека нет ЛИ:
Может, ему стоит поспешить умереть?

В европейской традиции мысль начинается с уточнения понятий, с очищения их от накипи бессмысленной болтовни и «интерпретаций». Но это так не только в Европе. Тем же самым занят и Конфуций, и любой другой мыслитель – китайский, индийский, европейский.

Идея «исправления имен» у Конфуция – это и уточнение понятий, и одновеременно сильный сдвиг в их употреблении. Он не просто очищает слова, он даже планирует и направляет их дальнейшую судьбу.

Это очень интересный момент. Все важные слова у него можно переводить с добавлением «истинный» - истинный джентльмен, истинная человечность, истинный ритуал. Философия только что родилась, она делает первые шаги в осознании того, «кто я такая». И вот, работа с понятиями воспринята Конфуцием как миссия. Он очищал их, «стирал случайные черты» (сословные, бытовые) и – обобщал.

Например, цзюнь-цзы, благородный человек, значит сын правителя; но Конфуций вырывает слово из его сословного контекста и говорит: понятие истинно благородный человек не имеет ничего общего с принцем. Мы на его месте будем строить всеобщий, вне-сословный этический идеал. И я думаю, что тут не было ничего волюнтаристского: он лишь выразил общую тенденцию Осевой эпохи и новорожденной философии на обобщение, формализацию понятий (осмысление их как эйдосов).

Точно так же надо понимать и навязший в зубах ритуал: Конфуций отрывает это слово от традиционной практики. Теперь ли, ритуал – это не воскурения у алтаря, вернее, не только это; а форма поведения, социальный логос, этикет вообще (как жэнь – это человечность вообще). Это истинный ритуал, не привязанный намертво к определенным его здешним и сегодняшним проявлениям. Т.е. Форма. Ли.

Поэтому переводить ли просто как ритуал это все равно что переводить цзюнь цзы как сын правителя, т.е. уничтожать проделанную Конфуцием умственную и культурологическую работу и возвращать все к до-конфуцианскому состоянию.

(продолжаю свои конфуцианские штудии)

Цзюнь-цзы 君子 – это этический идеал конфуцианства, что-то вроде «истинного джентльмена». Анти-идеал – низкий человек, сяо-жэнь, 小人, эгоист и прагматик, живущий только своими нуждами и желаниями.

В советское время китаистика обязана была настаивать на «классовой природе» конфуцианства, и понятия цзюнь-цзы и сяо-жэнь трактовались чисто классово, как аристократия и «трудящиеся». Это неправда, замысел Конфуция был ровно противоположный: выработать универсальный кодекс человеческой этики, освободив его от сословности. Он взял старые выражения, которые действительно значили нечто сословное (君子 «сын правителя» и 小人, «мелкий люд»), и придал им новый смысл.

Истинное благородство и истинная низость после Конфуция означали уже только моральные качества. Любой человек, даже с самого дна социальной лестницы (а Конфуций был именно оттуда), мог воспитать себя, вырасти до «истинного джентльмена», цзюнь-цзы, и любой аристократ, даже правитель, мог упасть до состояния подлого человека, быдла, сяо жень.

Конфуцианцы, по сути, запустили перманентную культурную революцию, известную как исправление имен (лучшая из возможных революций на свете!). И создали интересную социальную модель: меритократическое общество, одержимое идеей личного роста, совершенствования. Иерархия без кастовости.

Сам Конфуций считал цзюнь цзы скорее идеалом, чем оценкой реального человека (уже из этого одного видно, что речь шла не о «классовости»). Его не достигают, к нему стремятся. Это не пункт назначения, а путеводная звезда, ориентир:

«Учитель сказал: Разве я смогу стать шэн (совершенно-мудрым) или цзюнь цзы? Я всего лишь учусь без пресыщения и учу без устали. Только это я и могу сказать о себе.»

Так образование стало главной китайской идеей, а самосовершенствование главной китайской добродетелью. В конфуцианском обществе никто не принимает свое положение как данное навеки. Хочешь сделать карьеру – учись, совершенствуйся.

Человек находится где-то между полюсами сяо жэнь (эгоист, жлоб, прагматик) и цзюнь цзы (человек чести, правды, ответственности и служения) и оцениваем мы его не столько по тому, чего он достиг, сколько по тому, как он движется, как учится и совершенствуется. Движение, путь (дао) – вот что важно. (И не случайно то, что главным понятием китайской онтологии стало дао, которое включает идею движения и пути.)

Надо сказать, что это самая благоприятная модель для работы социальных лифтов.

Идея личного роста, учебы и совершенствования невозможна в обществе плоского равенства, ибо оно может жить только по самому низкому стандарту. Эгалитарное общество – это 100% сяо жэнь.

Идея роста невозможна и в замороженном кастовом обществе: зачем суетиться, если кастовые границы преодолеть нельзя?

Но она возможна в меритократическом обществе, где иерархия – ценностная, а не кастовая, где есть свобода движения, и где лестница экзаменов может поднять любого человека на любую высоту.

Таков был социальный проект Конфуция, который, что удивительно, был реализован. (Хотя в истории Китая, конечно, всякое бывало: и стагнация, и социальные кризисы. Человек способен изгадить любую хорошую идею, сломать любую работающую модель.)

В пяти качествах цзюнь цзы (справедливость, человечность, разум, ритуал, искренность) я покопаюсь потом отдельно, это интересная большая тема. На потом оставлю и третий идеал, шэн, совершенномудрого. Он не столько высший, сколько в стороне от этой оси; это идеал философа, мудреца, идеал несколько отрешенный, – насколько позволяет конфуцианский культ общественного служения...

Для воспитания цзюнь-цзы самым важным Конфуций считал, как ни удивительно, этикет и музыку. Понятие музыки включало и поэзию (которая в Китае имела структуру, сопоставимую по сложности с музыкой). Конфуций очень ценил древнее собрание Ши-цзин, «библию поэзии» для многих поколений китайцев.

И этикет, и музыка – чистая Форма. Форма порядочности, осмысленности и красоты. Конфуций считал, что форма формирует содержание, что учить «содержанию» вне формы – глупо и бесполезно. Только форма обладает долгосрочным воспитательным потенциалом. Родители заставляют детей чистить зубы, но с годами это становится естественной потребностью. Так же воспитываются и этические качества. Не «будь хорошим» (как?!), а веди себя как хороший человек, перенимай формы, и они тебя сформируют. Любой взрослый человек знает, как недолговечны начинания "на энтузиазме", и как долговечно то, что имеет вид ритуала, будь то изучение языков, занятия с детьми, ежедневное чтение, даже писание в блоге.

(PS Любители и нелюбители политкорректности, услышав "ритуал", встрепенутся: то же самое! Нет, не то же. Конфуцианцы говорят о воспитании личности, а не о политической цензуре, это принципиальная разница. Цзюнь цзы – идеал свободного человека, это подчеркивается; он не может быть ничьим орудием, не может ходить ни у кого на поводке... Вообще говоря, политкорректность – это социальный такт, прекрасное качество. Но, как и всякая вежливость, она является качеством личным, этическим, не подлежащим гос.регулированию. Превращение его в политический диктат и цензуру, с наказанием за ослушание – это дикость, извращение, преступление. И полная противоположность конфуцианской идеи ритуала.)

(PPS Традиционная русская ржачка над ритуалом и этикетом всем хорошо известна. Об этом дефекте русской культуры - о клиническом непонимании ритуала, и особенно о советском пролетарском культе «прямоты и искренности» я писал не раз, повторяться не хочу.)

die Jakobsleiter

Entries tagged with li

Еще немножко о ЛИ

Дао хаоса - 2

Дао хаоса

Музыка, этика, политика

И еще интересное о паре музыка+ли

Чувство и форма

Этос и форма

Выписка

Конфуций и Форма

Три встречи с Формой

Что ему остается, кроме как помереть?

Исправление имен

Из истории идеалов