Созвездие слов и рождение смыслов
Jul. 19th, 2021 12:27 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Вновь и вновь дивлюсь чуду рождения смысла из хаоса, текста - из «набора слов».
Вот стихотворение Лю Чанцина (714-790) «Застигнутый снегопадом, ночую у хозяина дома на Гибисковой горе».
劉長卿: 逢雪宿芙蓉山主人
日暮蒼山遠
天寒白屋貧
柴門聞犬吠
風雪夜歸人
Вот его перевод слово за словом, с вариантами:
солнце заходит синие/зеленые/темно-серые горы вдали/удаляются
небо/погода холодное/морозное/холодает простая/белая хижина бедная/убогая
плетеная калитка слышно собака лает
ветер снег ночь вернуться?/собраться? люди/человек
***
Первая строка с одинаковой основательностью может быть прочитана несколькими способами:
Солнце заходит за синие/зеленые горы далекие.
Солнце заходит. Горы синеют/темнеют вдали.
Солнце заходит; до зеленых гор (мне идти еще) далеко.
Солнце заходит, и зеленые/синие горы отдаляются / уходят вдаль (кажутся более далекими).
Вторая строка начинается со слова тянь, небо/погода. Фраза «небо холодное / морозное / холодает» может просто означать, что «погода портится», т.е. становится холодно. Но небо – это также традиционный знак всего окружающего мира, с его законами, неподвластными человеку; синоним судьбы. Выбрасывать слово «небо» из перевода – значило бы сужать смысл. Речь идет о том, что мир стал холодным, судьба повернулась к человеку своей неприятной, жестокой стороной; обрушила на него бедствия. Сводить это к испортившейся погоде было бы неправильно. К тому же, небо перекликается с солнцем, которое стоит на том же месте в первом стихе, и которое также значит «день», а в более широком смысле – светлый, разумный уклад жизни. Которому теперь пришел конец.
Так же аккуратно нужно обращаться и со словом «белый» в следующем полустишии: простая / белая бедная хижина. Иероглиф бай среди множества значений имеет и «простой, неукрашенный»; но белизну отбрасывать нельзя, она связана и со снегопадом, и с образом «побелел от холода»; а также (традиционно) и с чистотой души. И еще – белизна тут перекликается с цветовым иероглифом синий-зеленый-серый-темный, что стоит на том же месте в предыдущей строке. Они составляют нечто вроде оппозиции. Надо помнить, что подобные вертикальные связи (по положению в стихе) – часть китайской поэтической техники, для понимания стихов они важны.
солнце ..... синий/зеленый/темный ..... .....
небо ..... белый ..... .....
日暮 蒼山遠
天寒 白屋貧
Формально правильными будут все следующие переводы второй строки (сохраняю порядок слов):
Небо холодное. Простая хижина бедная.
Под морозным небом белеет дом бедняка.
Погода холодает. (Передо мной) заснеженная хижина убогая.
Третья строка стихотворения читается просто и однозначно; с той лишь разницей, что можно перевести «пуантилистично», по слову; а можно грамматически связно. Дополнительная красота этой строки – «однокоренные» иероглифы: 門聞 калитка и слышать, 犬吠 собака и лай.
Плетеная калитка. Слышу, собака лает.
За плетеной калиткой послышался лай собаки.
Из-за плетеной калитки слышен собачий лай.
Четвертая строка – самая трудная. Первые два слова – понятны: ветер и снег или снежная буря. А смысл следующей фразы – 夜歸人 ночь, вернуться/собраться, люди/человек/я – неясен, особенно то, какую роль играет в ней второе слово гуэй, 歸 вернуться. Все споры вращаются вокруг него.
Важно и то, к кому относится слово жэнь, 人 человек – к самому поэту или к хозяину дома или к людям вообще, к абстрактному человеку. Соответственно, и смысл его – либо «возвращается» (если речь о хозяине дома), либо «поворачивает» или «тянется, стремится» (если о самом поэте или абстрактном человеке). Так сложились два основных варианта понимания стихов.
Первый: вечереет, холодает; Лю Чанцин подходит к дому бедняка, слышит лай собаки из-за плетня; начинается снежная буря, и он просит хозяина дать ему ночлег. (Название стихов говорит именно об этом.) Второй вариант: вечереет, холодает; Лю Чанцин укрывается в хижине бедняка; поздно ночью он слышит лай собаки: домой вернулся хозяин. (И тогда 歸, гуэй, прочитывается без затруднений: «возвращается»). Как пишет энциклопедия байке-байду, вся китайская традиция понимания этих стихов разделилась тут на две партии: одна – за первый вариант, другая – за второй.
Первый вариант прост и однозначен: поэт снаружи, хозяин внутри, странник в непогоду просится на ночлег. Второй вариант читается как перевертыш: Лю Чанцин поначалу вне дома; но потом он уже внутри, а снаружи оказывается хозяин, который возвращается в дом. Подобные «перевертыши», когда герои как бы меняются местами, уже встречались мне в танских стихах. Все они напоминают известную даосскую притчу и, возможно, строятся по ее модели: «я – человек, которому приснилось, что он бабочка; или я – бабочка, которой приснилось, что она – человек?» Еще один ракурс идеи, что человеческое существование взаимно.
Вот аргументация сторонника первого варианта (пишет Andrew Wong, переводчик китайской поэзии на английский и бывший председатель парламента Гонконга): 歸 in 夜歸人 (night; return; man) should not be taken to mean “return” as if line 4 says: the master of the house returning in wind and snow late at night. It should, instead, be taken to mean 向往 (proceed to or inclined to), and in the context of the title “Lodged at (宿) … by Courtesy of the Master (主人)” and the flow of the poem itself, it should mean 入宿 “come to be lodged”. Hence, line 4 refers to the sojourner in wind and snow coming at dusk to be lodged for the night.
И он переводит последнюю строку так: In wind, in snow, I come to be lodged for the night. Мне это кажется крайне неубедительным: слишком вольное обращение со словами (не говоря уже о неуместном в танских стихах «я»). Но то, что «ход стихотворения» соответствует такому пониманию, – верно. Загвоздка в том, что слова оригинала... не очень его поддерживают.
Формально возможные варианты – таковы:
Ночь: возвращается человек. (Либо: хозяин идет домой; либо: всякий человек в такую погоду возвращается домой.)
Ночью собираются люди.
На ночь вернусь к людям.
На ночь поверну к людям.
Ночь проведу с людьми.
В снежную бурную ночь (меня) тянет к людям.
***
В названии говорится о том, что в снежную бурю поэт нашел ночлег у хозяина дома в горах. Но это только внешний повод; танские стихи обычно пишутся так, чтобы «в капле отразился океан, а в океане – капля»; частное и незначительное подается так, чтобы в нем угадывалось общее и значительное; а общее – так, чтобы в нем угадывалось личное.
В образах вечера, холода, потерянности легко увидеть символ бедствий, с которыми сталкивается всякий человек: личных, природных, исторических. А если учесть, что Лю Чанцин жил во времена кровавейшей гражданской войны (мятеж Ань Лушаня), легко понять, какие ассоциации у него и его современников мог вызывать любой образ бедствия. Поэтому образы заката, ночных сумерек, ветра, снега, зимнего холода и т.п. в поэзии этой эпохи встречаются очень часто.
Полный смысл стихов – таков: мир охвачен бедствием, и спасение от него можно найти только под крышей эмпатии, т.е. простой, бесхитростной, чистой, неукрашенной («белой, бедной») человечности-жэнь. Стихи и заканчиваются словом жэнь, 人 человек.
Возвращаясь теперь к задаче понимания и перевода всего стихотворения, можно попытаться сделать свой выбор из нескольких вариантов. Для танских стихов, мне кажется, больше подходит пуантилистический стиль: не так чтобы совсем бессвязно, но с минимумом грамматических связей (ибо каждая из них резко сужает смысловой горизонт). Порядком слов тут лучше не жертвовать; а рифмой, считаю, можно: она – наиболее «внешний» элемент, к смысловой структуре стихов отношения обычно не имеющий. Здесь, правда, рифмуются бедный и человек, и это имеет смысл; но он достаточно ясен и без рифмы.
Получается так:
Солнце заходит. Синие горы вдали. (Тут сохранились все смысловые возможности: и то, что горы далеко; и то, что на закате они кажутся дальше; и то, что мне до них еще далеко идти, а день уже кончился)
Небо стынет. Белеет хижина бедняка. (Сохранились переклички солнце-небо и синее-белое; сохранилась типичное для китайских стихов взаимовлияние слов: стынет, белеет, бедняк усиливают друг друга, создавая комплекс из холода, снега, бедности и одиночества на фоне пасмурного неба.)
У плетеной калитки слышится лай собаки. (Сохранилась возможность услышать этот лай извне, подходя к калитке; и изнутри, будучи уже в доме.)
Ветер, снег. Ночью возвращается человек. (Тут, к сожалению, приходится делать выбор; сохранить двусмысленность типа «бабочка = человек» в паре «хозяин и гость» не получается. А жаль: мотив взаимности человеческого существования перестает звучать. Зато особую значительность приобретает мотив возвращения. Короче говоря, я выбрал буквальный перевод, со всей его аутентичной недосказанностью. Такой финал, вполне в танском вкусе, широко распахивает смысловой горизонт.)
Итог:
Солнце заходит. Синие горы вдали.
Небо стынет. Белеет хижина бедняка.
У плетеной калитки слышится лай собаки.
Ветер, снег. Ночью возвращается человек...
PS Кому интересно: некоторое количество русских переводов – тут (Эйдлин – лучший; Шуцкий тоже точен, что для него редкость; третий вариант - ерунда); английских – тут (все неряшливые).
no subject
Date: 2021-07-24 10:11 pm (UTC)(Мне бы казалось: "Ветер, снег, ночь - а я воссоединяюсь с людьми!")
no subject
Date: 2021-07-25 12:42 am (UTC)а кто его спрашивает?!no subject
Date: 2021-07-26 08:01 pm (UTC)Солнце заходит. Синеют горы вдали.
Небо холодеет. Белеет бедная изба.
За плетеной калиткой слышен собачий лай.
Ветер, снег, ночь, а я снова с людьми!
no subject
Date: 2021-07-26 09:03 pm (UTC)Там, правда, есть свои тонкости стихосложения. Например, цезура, делящая стих на 2 и 3. И фразы этому делению всегда соответствуют.
Поэтому "Ветер и снег" - это одно. Ночь к этому не относится. А "Ночью возвращается человек" (буквальный перевод) - другая фраза.
"Ночью стремлюсь к людям" или "ночью возвращаюсь к людям" - может быть, так.
Или "Ночь собирает людей (вместе)". В смысле: заставляет вернуться в свои дома и быть вместе. "Собирать вместе" - одно из значений проблемного глагола (не знаю, правда, насколько старинное значение, надо искать по текстам и контекстам.)
Ваш перевод "снова" - очень хорош. Как вариант перевода глагола "возвращаться" - очень убедительно. "Ночью - снова к людям".
Что нехорошо - это местоимение "я". Для танской поэзии это дурновкусие и табу, которое нарушают только несколько авангардистов-романтиков вроде Ли Бо. Там принято личное выражать через безличное; схлопывать это пространство между личным и внеличным - значит, сильно обеднять.