ИМЯ БОГА

[diejacobsleiter]

Я не знаю, знал ли Эсхил о книге Гераклита. Они относятся к соседним поколениям (Э. на 19 лет младше); возможно, книга Г., посвященная им в храм Артемиды в Эфесе в единственном экземпляре, не успела так быстро дойти из Малой Азии до Афин. Известно, что Сократ и его ученики в Афинах читали Г., и Сократ восхищался, только это было уже полвека спустя. 

Но все это не так важно, важна мысль: и у Эсхила намеком, и у Гераклита более явно – присутствует мысль о едином великом Боге, который и принимает имя Зевса, и одновременно дистанцируется от него, т.е. не хочет быть полностью уравненным со «сказочным персонажем». 

Это отношение к имени бога (и именно Зевса) я больше нигде у греков этой эпохи не встречал. Правда, это не показатель; мои знания – очень неполные и клочковатые; возможно, это была распространенная мысль. Но, учитывая, что Эсхил и Гераклит довольно часто оказываются близки (хоровые философские медитации у Эсхила часто напоминают тексты Г.), их перекличка интересна. 

Эсхил, «Агамемнон» (пер. Апта): 

Кто бы ни был ты, великий бог,
Если по сердцу тебе
Имя Зевса, "Зевс" зовись. 

Гераклит (пер. Лебедева): 

«Одно-единственное Мудрое [Существо] 
называться не желает и желает
именем Зевса». 

Ну или так (пер. мой), ближе к гераклитовской кристаллической манере: 

Единое-Мудрое-Единственное
зваться не желает и желает
Зевсовым именем. 

Это не очень привычная нам форма отношений с именем: оно принимается и отвергается. Личность бога одновременно раскрывается в имени и скрывается за ним (в другом тексте у Гераклита Аполлон «не говорит, не скрывает, а знаменует»). Имя – как театральная маска, символически открывающая личность, но одновременно скрывающая лицо.

Имя бога – не ложное, не фальшивое, не псевдоним; его нельзя просто так отбросить. Но и простодушно принять – тоже нельзя; оно ничего не скажет об истинной сущности того, кто за ним скрывается. 

Тут, на самом деле, видно, как работает мифологическое мышление: миф – не ложь, не выдумка (только журналисты используют «миф» как синоним «лжи»), но и не полная правда. Это символ. Это сюжет, свидетельствующий о некоей правде, знаменующий ее; но не равный ей. 

О какой правде говорят мифы? О правде этой культуры, о ее аксиомах, о ходах мысли, не требующих доказательств и обоснований, не вызывающих сомнений и обсуждений. Мое определение: «мифы – это модели мышления, развернутые в сюжеты». При этом, сюжеты нельзя отбросить, «перевести» на разумный язык. Они остаются «оптическим прибором», через который мы видим смысл.  

В случае с именем Зевса – похожая история. Мифологическая «биография» Зевса – это не буквальная правда, а греческие представления о верховном боге, символически развернутые в сюжеты. Бог, для греков, особенно для мыслящих греков, это одновременно и Зевс, и не Зевс. Это – то, о чем имя Зевса лишь символически свидетельствует. Это то, что можно увидеть, глядя в имя Зевса как в телескоп...

Comments

[gracheeha]

Мне кажется, что в греческом языке Зевс и бог звучат очень похоже: дзеус и теос (т здесь межзубное - тета), вроде как одно и то же слово, но в звонком и глухом произношении. Латинское deus происходит скорее от дзеус, чем от теос. Вполне может быть, что это и было одно и то же слово в слегка отличавшихся наречиях греческих племён, а в процессе культурного объединения Эллады разные произношения взяли на себя разные функции: одно осталось именем верховного бога, а другое стало обозначать категорию "бог".

[diejacobsleiter]

Возможно, хотя: 1. этимологи все-таки говорят о разных, хотя и созвучных корнях 2. греки не смешивали эти два слова и не играли их созвучием (насколько я знаю).

Созвучия могут сыграть злую шутку, с ними надо осторожно. У непуганных советских профессоров философии вполне можно было услышать, что "теория" (theo-) - это почти "бого-видение", "божественный взгляд на вещи". Но любой грамотный этимолог, услыша такое, хватается за нож.

Но это не так важно, на самом деле. То, о чем размышляли Эсхил с Гераклитом, - это довольно тонкая и изощренная богословская рефлексия по поводу имени бога. Подобное есть в христианской богословской традиции имяславия (от афонских монахов до Флоренского, Лосева и Булгакова и др.).

Это не столько о Зевсе, сколько об Имени. И осознание того, как работают мифы. Это очень редкая тема (для любой эпохи), очень драгоценная тема, но к ней подступиться непросто.

На удивление хорошо получилось у Томаса Манна в "Иосифе и его братьях".

[gracheeha]

Если Эсхила я немножко знаю, то вряд ли сталкивалась с Гераклитом, всё больше с Гераклом. :)))

Я очень люблю эпическую поэзию и полностью разделяю Ваш взгляд на мифологию. В частности, Библия (Священное Писание) и литургические тексты, жития святых (Священное Предание) именно так и воспринимаются христианином, как модели, которые должны восприниматься в контексте всего Писания и Предания, а не изолированно. Поэтому христианин и должен постоянно "вариться" в этом: регулярно читать Библию, регулярно посещать церковные службы, молиться самостоятельно и читать жития святых. Таким образом, модели мышления и поведения, которые Церковь считает правильными, усваиваются и присваиваются уже на подсознательном уровне.

Собственно, и в классической Греции было так же - рапсоды, театр, храмы, жизнь греков была погружена в мифологию и ею, в большой мере, определялась. Как, впрочем, и жизнь любого традиционного общества определяется его мифологией, которая является очень существенной частью повседневной жизни.

Жизнь в современном обществе И следование традиционной религии создаёт изрядное напряжение. Одни оказываются от религии, другие - от общества, третьи ищут возможность совместить.