Деревня Цветущего Абрикоса

Ду Му. Цинмин («Чистое сияние») 

«Чистое сияние»:
        в праздничный день
                дождь моросит непрестанно.
В даль по дороге
        движутся люди:
                тоскуют, душа растеряна.
«Позвольте спросить:
        где тут найти
                таверну, питейный дом?»
Мальчик-пастух
        показывает пальцем: 
                Деревня Цветущего Абрикоса. 

***

Цинмин, «Чистое сияние» – это день поминовения. В отличие от предыдущего текста, где о празднике Циси приходилось догадываться по упоминанию звезд, тут праздник Цинмин назван без загадочности, в первых же словах. Это один из самых главных дней китайского календаря: ведь главная китайская религия – вовсе не буддизм, конфуцианство или даосизм, а светская религия сыновности и семейности; а ее культовое выражение – поминовение предков.

Цинмин приходится на первые дни апреля. Люди чистят могильные памятники, ставят ритуальные жертвы (поставцы с едой), совершают ритуальные молитвы духам предков. Интересно то, что Цинмин был превращен из фольклорной традиции в официальный общенародный праздник примерно за 100 лет до написания этих стихов. Это сделал Танский император Сюаньцзун (тот самый, свергнутый мятежом Ань Лушаня). До этого доминировал День Холодной Пищи, праздник еще из эпохи Чжоу, со своей колоритной предысторией (бог мой, сколько у китайцев всяких «историй», необозримый океан); он справлялся за день-два до Цинмина. Император Сюаньцзун соединил их и ввел в календарь Поднебесной как единый праздник Цинмин, день поминовения усопших.

Весенний дождь в дни праздника Цинмин. Как пишет китайская энциклопедия, «люди чувствуют себя «затопленными» отнюдь не сильным дождем, а моросью. Эта морось в точности характерна для весеннего дождя. Он отличается от проливного дождя летом, и определенно не такой, как шум осеннего дождя.» Моросящий дождь сделан «плачущим» фоном для скорби, в которую погружены люди, бредущие домой с кладбищ. Метафора «дождь = слезы» – из разряда всемирных: делать это сравнение принято везде, где только бывают дожди.

Деревня Цветущего Абрикоса: это красивое название деревни вошло в поговорку и приобрело огромную популярность: оно стало, например, расхожим названием для отелей и ресторанов, причем не гламурных, а массовых, доступных – и в старину, и в сегодняшнем Китае, и даже в Японии и Корее, для которых Танская поэзия – тоже своя классика. Так сложилось во всем регионе: если простому человеку грустно и хочется напиться, он ищет свою «Деревню цветущего абрикоса». Гугль-поиск выдает множество заведений под такой вывеской (навскидку: вот отель в Китае; вот ресторан в Тайване, а вот – в Сеуле).

***
Единственное трудное для меня выражение – в конце второй строки: 欲斷魂. Буквально: желание/эмоция – разбить – душа. Первое слово тут означает скорее сильное чувство тоски и любви. Следующее выражение – «разбитая душа» (heartbroken) – означает сильную печаль, горе; фраза буквально понимается не столько как «сломанная душа», сколько как «душа, покинувшая тело». То, что в других языках называется «душа не на месте» или даже lost soul. Китайские комментарии единодушны в том, что это – чувства тех, кто поминает умерших.

Но есть и еще одно толкование – что это тоска об умерших предках, об «отлетевших душах» (а третье слово – это как раз «облачная душа» hun, которая со смертью улетает, см. предыдущий пост). Я не знаю, насколько принятым было такое понимание в эпоху Тан. Но чисто формально его нельзя исключать. Второй стих можно понять и так: ...идут люди, тоскуют, сердце разбита, душа растеряна; и так ... идут люди, тоскуют о душах умерших предков. Аграмматичность и «загадочность» китайских стихов позволяют прочитывать в одной фразе несколько смыслов, это обычное дело. Но, повторяю, современные китайские комментаторы однозначно выбирают первый вариант. Так что пусть он в переводе и остается.

***

Стихи – в целом – понятные, несложные: ни исторических аллюзий, ни скрытых цитат (так говорит китайская энциклопедия, а не моя куцая эрудиция). Язык подчеркнуто простой, разговорный, никакой изощренности (можно сравнить с недавним сверх-изысканным «Осенним вечером»). Красота тут – скорее в духе Ван Вэя: ухватить что-то очень важное в человеческой жизни и сказать об этом очень просто и прямо. Берется главное китайское религиозное чувство – печаль об умерших предках, к нему прибавляется простое и естественное желание напиться с горя. Все.

Другая грань красоты – порядок развертывания. Начинается все с предельно широкого природного фона: густо моросящий  весенний дождь. Потом картинка с каждой фразой сужается, приобретает более ясные очертания, очеловечивается. Дорога. Бредущие люди. Их общие чувства (тоскуют об умерших, «разбитая душа»). Печаль одного человека (автора), желание напиться с горя и вопрос – «где тут у вас таверна?». Дальше еще более конкретный портрет – мальчик-пастух: он ничего не говорит (от стеснения или косноязычия), а только показывает пальцем вдаль, на Деревню Синхуа, «цветущего абрикоса». С этим жестом и с этими абрикосами пейзаж снова расширяется и возвращается в природу. Поэт перебросил арку от одного расплывчатого образа к другому: от густой мороси весеннего дождя – к густому цветению абрикосовых садов.

Это как миниатюрный фильм: вначале – размытое изображение, потом контуры проясняются, появляются люди, эмоции, лица, а потом все снова «размывается» и затуманивается.

«Чистое сияние»:
        в праздничный день
                дождь моросит непрестанно...
В даль по дороге
        движутся люди:
                тоскуют, душа растеряна.
«Позвольте спросить:
        где тут найти
                таверну, питейный дом?»
Мальчик-пастух
        показывает пальцем: 
                Деревня Цветущего Абрикоса...

 

清明 (杜牧) 

清明時節雨紛紛，
路上行人欲斷魂。
借問酒家何處有？
牧童遙指杏花村。