1-9. Народный этос

[diejacobsleiter]

曾子曰：慎終追遠，民德歸厚矣。

Если переводить более-менее буквально, получится:         

Цзэн-цзы сказал:
осторожность/внимание – скончавшемуся,
следование/память – далекому;
и народная мораль-дэ вернется
к своей [прежней] глубине/толще/доброте/величию. 

Как всегда, не очень понятно. Ничего страшного, разберемся. Первые четыре иероглифа стали поговоркой: «Тщательно соблюдай похоронный ритуал после смерти родителей», но в этой «поговорочности» пропало внимание к каждому слову. Схвачен смысл в целом, без детализации. Правда, очерчивается круг значений: нечто похоронное, ритуальное. Но сейчас важно не переводить фразу как сложившуюся позже поговорку, а вернуться к полномерному смыслу слов. В первой фразе – две полуфразы.

慎終 осторожность/внимание – скончавшемуся.

追遠 следование/память – далекому.

慎 - это сердце + правда, подлинность, искренность = осторожность, внимательность, благоразумная сдержанность, но с призвуком искренности. 終 – это узел на конце шелковой нити: конец, кончаться, умирать. (Не обрезанная нить, как у парки или норны, а завязанная узлом – таков китайский образ смерти.)

Внимание к умершему, причем осторожное внимание, как при обращении с чем-то крайне опасным (взрывчаткой, токсичными материалами или высоковольтными проводами). Тут сказывается китайская традиция суеверного отношения к духам – почтение пополам с опаской: не шути с духами, это чревато неприятностями.

Здесь ничего не говорится о родителях; но это первое, что приходит в голову. И из-за контекста: предыдущие фразы много говорили о служении родителям; и потому, что фраза вложена в уста Цзэн-цзы, главного эксперта по «сыновности»; и просто потому, что забота о похоронном ритуале – это обязанность детей умершего.

Следующая пара 追遠  имеет общий элемент движения: ⻌.  Первый иероглиф значит следовать, преследовать, провожать, но также вспоминать («путешествовать памятью в прошлое»). Второй означает далекий, удаленный. «Далекий» тут, видимо означает давно умерших предков. И всю фразу надо понимать как разделенную надвое: это посмертное отношение – а) к только что умершим родителям, б) к далеким предкам. Это правильное понимание, но, возможно, неполное. Идея движения-возвращения в далекое прошлое, идея следования далекому прошлому – это традиция вообще.

Фраза в ее «узком понимании» предписывает внимание и осторожность по отношению к покойным родителям и устремление памяти и почтения (провожать, следовать, вспоминать) по отношению к далеким предкам (о «духах» ничего не говорится; Конфуций подчеркнуто избегал в своей школе «потусторонней» тематики).

Так как дальше речь идет о народном дэ-этосе, то все комментаторы соглашаются в том, что текст адресован правителю. Если правитель проявляет свои сыновние качества по отношению к умершим родителям, а также далеким предкам, то и народ за ним последует, и его мораль вернется к традиционной основательности («толще, глубине»).

Но тут нет ни слова «правитель», ни цзюнь-цзы, «благородный человек». Текст обращен потенциально к любому человеку. Его можно понимать широко: чем сетовать на падение нравов, сделай простую вещь – начни их исправление с себя. Чем жаловаться на окружающих, требуй больше от себя. И начни с укрепления своих сыновних качеств: скрупулезно и почтительно соблюдай обряды а) похорон родителей, б) почитания далеких предков (а это важнейшие ритуалы в китайской культуре, не только в конфуцианстве). Если люди один за другим вернутся к этому, нравственность всего народа вернется к прежнему стандарту.

Почему именно «вернется»? Потому что Конфуций жил в эпоху распада и умирания старой традиции. Такие эпохи рождают циничную мораль «пира во время чумы»: видя, что все вокруг рушится, человек легко освобождает себя от моральных обязательств. И тогда начинается «падение нравов». Поэтому главной мечтой Конфуция было то, чтобы Поднебесная вернулась к государственному единству, культурной традиции и моральной стабильности.

Слово дэ чаще всего понимается как проекция всемирного дао на личность, как личный этический кодекс, личный путь, даже «личность» вообще. Иногда переводят «душа», иногда «благодать». Но вот, интересно, что его первое в книге появление этого важного слова – не личное, а народное. Дэ народа, народный этос («народная душа»).

Довольно причудливо выбрано слово «толща/глубина/массивность», которое также значит «доброта/сердечность/теплота» (массивно проявляемое душевное тепло). А также «величие/масштаб». Иероглиф  厚 изображает ребенка-сына, над ним солнце, а сверху – графема «утес», которая и создает эффект массивности.

Теперь можно попробовать дать окончательный перевод, помня, что перевод – не толкование, а создание подобия оригинала на своем языке:

Цзэн-цзы сказал:
осторожность  – скончавшемуся, следование – далекому:
народная мораль-дэ возвращается к величию. 

Из комментария Чжу Си: Осторожность – скончавшемуся – это когда похоронный обряд-ли исполняют полностью/скрупулезно. Следование – далекому – это когда обряд жертвоприношения предкам исполняют полностью/скрупулезно и искренне. Т.е. Чжу Си не говорит о традиции вообще («следование далекому»), а только о сыновней этике и ее проявлении в обрядах похорон и жертвоприношений.

Несколько слов по поводу переводов. «Мораль народа будет улучшаться» (Переломов) или «укрепляться» (Ян Хиншун) – это очень бледное подобие оригинала, и к тому же пропущено важное слово «вернется». Несколько лучше звучит «добродетель народа вернется к прежней полноте» (R. Eno). Или: «Таким образом, мораль народа (в том, что касается сыновности и уважения), ослабленная ходом и порчей времен, будет восстановлена до прежней силы и масштаба» (Jesuits). Алексеев переводит вычурно, но красочно: «доброе в народе начало вернется к благородной толще». D. C. Lau в первой части следует комментарию Чжу Си: «Проводи похороны своих родителей с тщательной осторожностью и не позволяй, чтобы жертвоприношения твоим дальним предкам были забыты; и тогда добродетель обычных людей будет склоняться к полноте».

Почти все переводы небрежно обращаются со стилем оригинала, они пересказывают и истолковывают текст вместо того, чтобы дать его подобие. Ведь оригинал краток, как поговорка и немножко загадочен (из-за краткости и выбора «непрямых» слов), он не разжевывает свой смысл для тупого читателя, а приглашает его углубиться и задуматься. Переводчик не должен игнорировать эту важнейшую часть оригинала. В этом отношении только одному человеку, Leonard A. Lyall, при всей его неточности и привычке «срезать углы» (за что его дружно осуждает сообщество китаистов), удается точно воспроизводить стиль Лунь Юй: и ритмические пропорции, и «непрямой» выбор слов, и меру «загадочности».

Heed the dead, follow up the past,
and the soul of the people will again grow great. 

Такой перевод не сужает горизонт, как большинство других, а возвращает тексту его подлинный масштаб! Ведь следование прошлому (или далекому) – это не только «ритуал» жертвоприношения предкам, но и вообще уважение и следование традиции. Это важнейшая мысль, и она высказана почти прямым текстом; почему ее нужно игнорировать?

Comments

[crapulous]

Очень жаль, что Lyall так мало перевел. Только Чжун Юн и Лунь Юй.

[diejacobsleiter]

Да. Я еще только видел упоминание перевода "Мэн-цзы", но саму книжку не напиратил.