die Jakobsleiter

Хэ Чжичжан (659-744). Ода иве

Зеленого нефрита
        безупречным нарядом
                украшено высокое дерево:
Мириады ветвей
        спадают вниз
                изумрудного шелка лентами.
Знаешь ли ты,
        кто эти листья
                тонко так вырезал и выпустил?
Второго месяца
        ветер весенний –
                как ножниц искусным лезвием.

***

Немножко затрудненно звучит; но зато перевод 100% точен. Может быть, и оригинал тоже сравнительно плотно и затрудненно написан; я все еще не очень хорошо слышу такие тонкости.

Хэ Чжичжан – ранне-танский поэт и чиновник (как все поэты той эпохи). Напомню, танская эпоха длилась 300 лет; шрам гражданской войны Ань Лушаня делит ее ровно пополам. Поэтому ранне-танские поэты – это те, кто жил до войны. Поздне-танские – кто жил после. А средне-танские – кто во время (Ли Бай, Ду Фу, Ван Вэй). Хэ Чжичжан умер 85-летним стариком задолго до начала мятежа Ань Лушаня.

Смысл стихов понять нетрудно, если вспомнить, что метафора весеннего ветра (много раз упомянутая здесь и обсужденная) – это традиционный символ любовных чувств и приключений. Ива – это, конечно, девушка; и ее красота «вырезана и выведена на свет» любовью, «весенним ветром»: все знают, как преображается внешность влюбленной женщины.

Эстетическая игра – в том, что тут не привычная схема, по которой человеческая красота описывается в метафорах природы («девушка – персик»), а наоборот, природная красота описывается антропоморфно. «Наряд» и «украшение» в первой строке – это именно женский макияж, украшения и одежда. Ивовые ветви свисают шелковыми лентами. Форма листьев ивы вырезана и выведена весенним ветром, как искусная портниха вырезает ножницами из шелковой ткани. Но в итоге и сама весенняя ива служит метафорой девушки в пору любви. (Второй лунный месяц примерно соответствует нашему марту.) Т.е. это такая двухэтажная метафорика, или лучше сказать – закольцованная: сначала уподобить красоту природы человеческому искусству; а потом этой природе уподобить человека.

***

Примечателен тут этот риторический вопрос о «творце»: что за искусный мастер сотворил такую красоту? В европейской поэзии это очень популярный мотив, и в немецком религиозном барокко, и в русском модерне. Самые известные образцы – у Блейка и у Пастернака. Блейк, конечно, графомания; но Пастернак прекрасен. И это очень хороший материал для сравнения и понимания китайской эстетики: она совершенно лишена этого многословного риторического нажима, этого назойливого сверления до упора; она легким касанием дает читателю мысль и предоставляет ему двигаться дальше самому. В ней больше воздуха и свободы, меньше риторического принуждения.

Tyger Tyger, burning bright,
In the forests of the night;
What immortal hand or eye,
Could frame thy fearful symmetry?

In what distant deeps or skies,
Burnt the fire of thine eyes?
On what wings dare he aspire?
What the hand, dare sieze the fire?

And what shoulder, & what art,
Could twist the sinews of thy heart?
And when thy heart began to beat,
What dread hand? & what dread feet?

What the hammer? what the chain,
In what furnace was thy brain?
What the anvil? what dread grasp,
Dare its deadly terrors clasp!

When the stars threw down their spears
And water'd heaven with their tears:
Did he smile his work to see?
Did he who made the Lamb make thee?

Tyger Tyger burning bright,
In the forests of the night:
What immortal hand or eye,
Dare frame thy fearful symmetry?

***

Давай ронять слова,
Как сад — янтарь и цедру,
Рассеянно и щедро,
Едва, едва, едва.

Не надо толковать,
Зачем так церемонно
Мареной и лимоном
Обрызнута листва.

Кто иглы заслезил
И хлынул через жерди
На ноты, к этажерке
Сквозь шлюзы жалюзи.

Кто коврик за дверьми
Рябиной иссурьмил,
Рядном сквозных, красивых,
Трепещущих курсивов.

Ты спросишь, кто велит,
Чтоб август был велик,
Кому ничто не мелко,
Кто погружен в отделку

Кленового листа
И с дней Экклезиаста
Не покидал поста
За теской алебастра?

Ты спросишь, кто велит,
Чтоб губы астр и далий
Сентябрьские страдали?
Чтоб мелкий лист ракит
C седых кариатид
Слетал на сырость плит
Осенних госпита́лей?

Ты спросишь, кто велит?
— Всесильный бог деталей,
Всесильный бог любви,
Ягайлов и Ядвиг.

Не знаю, решена ль
Загадка зги загробной,
Но жизнь, как тишина
Осенняя, — подробна.