И стоит осиротелая и немая вышина

Вот вам маленькая фраза Конфуция, в надежном переводе. Ну-ка, что вы о ней можете сказать? 

Птица Фенг не прилетает,
Хуанхэ не дает знамений:
Со мной все кончено! 

... 

Однако, оглядев лица читателей, я вижу полное недоумение и растерянность: «этот твой Конфуций, кажется, совершенно съехал с глузду».

Текст, разумеется, шутливый, ироничный, но с хорошей долей серьезности. Тут ведь вот в чем дело. Прилет китайской разновидности Феникса и появление из вод Хуанхэ знамений (лошади-дракона с многозначительными узорами на спине), – это были знаки того, что Небо послало Поднебесной истинного правителя, с которого начнется эра процветания и благоденствия. А если знамений нет, значит, еще не послало.

А появление истинного правителя – это не то, чего Конфуций ждал, ведя многочасовые интеллигентские разговоры на кухне. Он хорошо поработал ради этого, воспитал целое поколение молодых людей нового этического стандарта. В большинстве это были юноши, нацеленные на политическую карьеру. По его понятиям, после трех лет учебы всем студентам желательно было идти на государственную службу.

Надежда Конфуция была на воспитание нового поколения чиновников и на повышение этического стандарта в этом сословии, на изменение нравственного климата в империи и в итоге – на приход к власти настоящего цзюнь цзы, Принца, истинного джентльмена. Цзюнь цзы на троне не появился; но остальное сработало: Конфуций изменил страну радикально, революционно, надолго и при этом бескровно.

Подобная работа в эту эпоху велась во многих уголках мира. Новорожденная философия, как системное и нерелигиозное мировоззрение, почувствовала потребность учить, воспитывать граждан/политиков нового типа, обладающих системным знанием и осознанным моральным кодексом. Известный пример – школа Пифагора в Сицилии. Правда, у пифагорейцев, в отличие от конфуцианцев, все кончилось плохо: демократические власти города Кротона организовали погром, школу уничтожили, философов побили и изгнали, и с тех пор пифагорейцы перешли в полу-тайное существование. Принадлежность или близость к ним (напр. у Платона) не афишировалась.

А Конфуций к старости все чаще сокрушается, что его усилия не дали главного – Принца, джентльмена на троне. Как человек тактичный, он не говорит ученикам «пошли вон, дураки! все равно от вас никакого проку!» Он говорит иносказательно. Например: «Как я одряхлел! Уже давно не вижу я во сне Чжоу Гуна» (правителя своей мечты).

О том же говорит и сегодняшняя фраза, с китайским Фениксом (Фенг-птица) и знамениями из реки Хуанхэ. Это иносказание и шутка. Конфуций, как свидетельствуют другие тексты, не интересовался «паранормальными явлениями», не обсуждал их всерьез. И фольклорные приметы вроде Феникса или лошади-дракона с узорами на спине, он мог упоминать только в шутку. Но здесь это шутка пополам с горькой серьезностью: «все мои усилия были напрасны! Принц так и не появился, эра благоденствия не настала».

Оцените изящество его ироничного стиля:

Птица Фенг не прилетает,
Хуанхэ не дает знамений:
Со мной все кончено!

鳳鳥不至

河不出圖

吾已矣夫

__________________________

По мере медленного вчитывания в Лунь Юй, вырисовывается такой образ Конфуция: он сдержанный, но не бесцветный, а наоборот, очень колоритный человек. В прямом смысле, от слова «колор»: у него много красок, много интонаций, много эмоций. Он бывает мягок, добродушен, ироничен, язвителен, холодно-наблюдателен, увлечен, пристрастен, заботлив, суров, нетерпим и т.д., еще много других оттенков, отчетливо выраженных в текстах Лунь Юй.

Конфуцианцы, «мягкие люди», при всей любви к ритуалу и формам, ценили и человечность, и естественность, и простоту манер. Там есть разные типы мыслителей, но общее направление движения – к человечности и терпимости. Снобизм – нечто несовместимое с конфуцианством. (Конфуций, например, твердо и однозначно говорит: в образовании нельзя делать различий между классами и сословиями!) Поэтому и стилистика избегала грубого дидактизма, святой надменности, чванливого чувства правоты.

Особенно – Лунь Юй. Текст намеренно переменчив, поли-стилистичен: от народных куплетов к бытовым зарисовкам, от придворных сплетен к строго-организованным философским афоризмам, от шуток и насмешек – к серьезным нравоучениям. Текст разнообразен «как мир», это было сделано вполне преднамеренно. Разноголосица связана еще и с тем, что текст собран из воспоминаний многих учеников, да; но это лишь одна из причин. Надо уметь оценить и то, как виртуозно сам Конфуций, человек недюжинного литературного таланта, играл на клавиатуре интонаций и стилей.

Романовы и Цин, Петр и Канси

(просто так, собираю картинку, для ясности в голове)

Последняя династия Российской империи правила с 1612 по 1917. Первый достоверный предок Романовых, Андрей Кобыла (XIV в.), согласно книге XVII в., происходил из прусских немцев; но это может быть и неправдой: в разные времена иметь западные корни было то почетно, то позорно; в XVII в. – почетно, так что многие записывались как бывшие немцы. (Вспомним вывеску у Гоголя: "Иностранец Василий Федоров".) Как бы то ни было, в процессе правления династия Романовых стала практически полностью немецкой, и с середины XVIII в. официально называлась Гольштейн-Готторп-Романовской и породнилась с большинством правящих домов Европы (что хорошо). Начиная с царя Алексея Михайловича, с небольшими перерывами, династия вела про-западную политику модернизации и вестернизации.

Самым страстным ее проводником был император Петр I, правивший с 1682 по 1725.
_______________

Последняя династия Китайской империи правила почти те же самые 300 лет, что и Романовы, – с 1636 по 1912. Это была династия немецкого маньчжурского, т.е. не-ханьского происхождения. Этнически маньчжуры – близкие родственники «наших» тунгусов. Маньчжуры начали как лютые китае-ненавистники (7 больших обид) и завоеватели; с военной помощью монголов и китайцев-предателей они захватили всю империю Мин и стали создавать унитарное государство, без всякой федеративности и местного самоуправления.

Но, после захвата власти и усмирения бунтов, из соображений вполне здравых и человечных, с конца XVII в. маньчжурские императоры начали вести себя бóльшими китайцами, чем сами китайцы: подчеркнуто уважали культурную традицию, становились конфуцианцами, издавали собрания древних текстов и этимологические словари иероглифов (что хорошо и правильно). Одновременно с этим поднималась волна западничества (тоже неплохо).

Самым страстным проводником политики китаизации и одновременно вестернизации был современник Петра I, император КанСи. Он правил с 1661 по 1722, это один из самых долгих правителей в истории и самый долгоправящий в китайской истории. От него осталось много реалистичных портретов. Вот самый старческий:

Про Канси можно писать много, возможно, я это еще сделаю. Сейчас скажу только, что он был конфуцианцем и настаивал, чтобы вся маньчжурская аристократия училась по-конфуциански. Он совершенно озолотил ханьскую интеллигенцию (филологов, историков, каллиграфов) своими «грантами»: заказал создание сводного словаря китайских иероглифов, который служит до сегодняшнего дня одним из главных источников (Kangxi dictionary); заказал гигантское собрание поэзии танской эпохи (Quan Tangshi, 49000 стихотворений более двух тысяч поэтов); заказал переиздание множества других старинных текстов. Он поддержал и расширил сеть конфуцианских школ по всей стране; иногда и сам писал дидактические сочинения конфуцианского направления.

Он, как и Петр, начал правление с подавления стрелецкого мятежа (последнего в длинной цепи китайских мятежей против маньчжуров). После этого он занялся переустройством полуразрушенной страны. Он, подобно Петру I, был охоч до инженерных знаний и западных технологий; особенно он любил гидротехнические сооружения, ездил на стройки дамб и каналов, обсуждал проекты. При нем, как и при Петре, в Китай в большим количестве были приглашены «западные специалисты», иезуиты. Одна из таких команд превосходно перевела Лунь Юй на латынь, это было в 1687, как раз в годы КанСи и в духе его правления.

Этот прекрасный портрет 45-летнего КанСи сделан неизвестным придворным художником (европейцем или европеизированным китайцем).

Император играл на клавесине, выучившись у чешского музыканта и иезуита Карла Славичека. Он также учился у других иезуитов математике и точным наукам, а еще одного, Фердинанда Вербиста, сделал главой Астрономического департамента. Иезуиты были его главными советниками. При Канси была разрешена христианская проповедь, и китайцам было разрешено становиться католиками и русско-православными (первая русская церковь была там открыта при Канси).

Ватикан возлагал большие надежды на христианизацию Китая, но в один момент перегнул палку, и Канси огрызнулся, даже казнил папского легата. Но проповедь не запретил, иезуитов не изгнал. Он поддерживал культурный обмен в обе стороны, не только европеизацию Китая, но и пропаганду китайской культуры в Европе. Через год после его смерти в Европе был создан первый институт китаистики Collegio dei Cinesi (1723). Сам император остался у церкви на хорошем счету. А в епископальной церкви св. Григория Нисского в Сан Франциско он даже удостоился иконного изображения:

Как и Петр, Канси вел завоевательные войны, расширял империю. Он захватил Тайвань, прорубив окно в восточные моря. Он воевал с Россией из-за Приамурья, и в итоге Головин, отдав несколько проигранных территорий, подписал с китайцами договор о границе, дружбе и торговле.

Оба императора покончили с боярским «плюрализмом» и установили жесткое самодержавие (и это уже нехорошо). Так, в блистательные проекты развития Китая и России был заложен главный структурный дефект, уничтоживший оба проекта в ХХ веке.