1-10. Не домогался

Цзы Цинь спросил у Цзы Гуна:
«Когда наш Учитель прибывал в какую-либо страну,
то непременно [хотел] услышать о ее политике.
Он расспрашивал о ней? Или ему просто давали эти сведения?»

Цзы Гун сказал: «Учитель получал их благодаря своей
мягкости, прямоте, вежливости, скромности и уступчивости.
То, как спрашивал Учитель, отличается от того,
как спрашивают другие, не правда ли?

 

Впервые в первой главе представлен жанр мемуаров учеников об учителе. Что еще раз свидетельствует в пользу «парадного» характера первой главы: все темы и жанры выходят на подиум, кланяются и быстро уходят. Всего понемногу. 

Цзы Цинь – менее известный ученик, на 40 лет младше Конфуция, всего трижды упомянутый в Лунь Юй, из них два раза в разговоре с Цзы Гуном, одним из любимцев Конфуция. Тут он расспрашивает Цзы Гуна о том, как происходило во время поездок общение на политические темы.

Тонкости внутренней политики, особенно придворные сплетни, с чужаками не обсуждают, это недостойное занятие. Но это именно та тема, которая Конфуция более всего интересует: политика, система управления и особенно политическая этика. Единственное, что неясно из текста: идет ли речь о прямом общении Конфуция с правителями, или только о том, как он собирал «информацию». Одни комментаторы исходят из первого, другие из второго.

И опять – китайская «нумерология». Цзы Гун дает не поток похвал, не список, а пятерку; он рисует «созвездие» пяти качеств учителя, которые вызывали в людях доверие и готовность разговаривать о политической системе и придворных «тайнах» своего княжества.

Пять характеристик, которые дает Цзы Гун, – не «этический кодекс» вообще, а только в той части, которая касается общения с людьми. Об этом же говорит Чжу Си: «Пять [качеств] – это величественное дэ учителя, яркими лучами осветившее его общение с другими людьми». Т.е., это проекция личности-этоса-дэ на сферу человеческого общения.

Тут не нужны жесткие мобилизационные качества: самодисциплина, принципиальность, отдача в делах и учебе и пр. Подобное требуют только от себя. Тут нужен «второй стандарт»: терпимость, чуткость, бережность. Напомню: человечность жэнь – это двойной стандарт: высокие требования к себе и смягченные требования к другому; это выражено в принципе чжун-шу: чжун-верность для себя, шу-терпимость для других.

По этому «второму стандарту» шу (терпимости, готовности прощать и уступать) и сложился «коммуникативный этос Конфуция»: мягкость, прямота, вежливость, скромность и уступчивость. И тут, конечно, надо вчитаться в иероглифы, потому что переводчики иногда вместо перевода пускаются в разнузданные похвалы. Важнее понять точный смысл. Вот эта «коммуникативная пятерка»: 

溫良恭儉讓

1. 溫 wēn, мягкость/теплота/милость. Значение многогранно. Тут есть элемент 𥁕 «миска» и «узник» над ней; отсюда – «кормить узника», символ доброты и милости (что в России, что в Китае, что у Диккенса в «Больших надеждах»). К этому прибавлен знак воды (слева). Душевная теплота > теплая вода > мягкость и доброта.

Это качество сродни эмпатии: ощущения теплоты и мягкости появляются тогда, когда один человек чувствует другого как живое существо, присутствующее здесь, а не «за стеклом»; как живую душу, а не «говорящую голову» из телевизора. И когда весь процесс общения основан на этом живом чувстве, «контакте». И когда сломан лед/стена отчуждения, и люди оказались в одном «экзистенциальном пространстве». Теплота/мягкость – это среда, необходимая для здорового общения.

2. 良 liáng, доброта/прямота/честность. Этимологические объяснения разнятся, не буду пытаться их примирить. Одно говорит, что изображается зерно, промытое в ручье, отсюда смысл – чистый, хороший (хорошего качества). Другой словарь видит тут глаз, кинжал и единицу. Один из элементов иероглифа имеет такое словарное значение: прямота, даже с призвуком грубости и бесцеремонности (bluntness). Т.е. круг идей вращается вокруг честности, прямоты, беспримесной чистоты и доброты / добротности. Думаю, что общая и размытая «доброта» не имелась тут в виду в ряду: среди других, очень конкретных качеств, она неуместна. Логичнее предположить, что Цзы Гун говорит о честности, прямоте, отсутствии фальши в манере Конфуция.

Т.е. это качество заботится о следовании правде. Оно сродни верности и искренности, только в применении к другому человеку. Нельзя лукавить и лгать, даже «из вежливости». Популярная идея, что вежливость фальшива, – это дикарская глупость и ложь: никакого противоречия между вежливостью и правдивостью нет. Прямота и открытость – главное правило здорового общения.

3. 恭 gōng, вежливость/уважение. Иероглиф изображает дар, приподносимый от сердца на высоко поднятых руках. Подношение знака своей преданности вышестоящему, почтительный дар. Тут важно понимать, что традиционная вежливость и уважение означают отношение к равному не как к равному, а как к высшему, к «господину»; отсюда принятые во многих языках формулы вежливости: «к вашим услугам», «ваш покорный слуга». Т.е. это ритуальное самоунижение, показывающее, что я не собираюсь играть с человеком во властные игры, а доверяю ему себя, отдаю себя в его власть. (Тут становится понятным, как мог Конфуций мыслить сыновность основой социальной этики: именно потому что вежливость по природе своей сыновна.)

Конфуцианская книга о «ритуале»-этикете начинается словами «никто не должен встречать неуважения». Уважение и вежливость – это главный принцип социальной формы. Правда, тут использован другой иероглиф, 敬, означающий «страх перед сверхъестественным»; это более сильное слово. В другом человеке видится уже не «вышестоящий», а «всевышний»: не царственное, а божественное. (Вспоминаются многочисленные сюжеты из древних текстов или сказок о том, как встреченный человек, на вид самый обычный, оказывалтся богом, духом, оборотнем, лешим, колдуном или другим неотмирным существом.) 恭 и 敬 – это синонимы; и, например, в комментариях Чжу Си 恭 обяъясняется через 敬. Перевести 恭 можно и как уважение, и как вежливость.

Это качество говорит о форме, ли. Чтобы теплота и прямота не стали назойливыми, не превратились во вторжение на личную территорию, а правдивость не превратилсь в грубую бестактность, они должны быть опосредованы социальной формой – ли. Т.е. вежливостью и уважением (собеседник = высшее существо). Это защита от возможных травм, наносимых близостью и искренностью.

4. 儉jiǎn, скромность/смирение. Словарные значения сочетают идею скромности с идеей бедности (плохой урожай) и экономии. Экономный быт и скромное поведение имеют общий мотив: человек не кормит себя досыта – ни свое тело, ни свое эго. Умеряет свой аппетит, смиряет свою амбицию. Иероглиф состоит из человека (слева) и знака все вместе (справа); графический смысл – человек смиряет себя, «не высовывается», не требует привилегий, ведет себя как все, так что скудные запасы еды делятся честно, поровну. Скромность или смирение – хороший перевод.

Это качество говорит о не-возвышении и погашении своих амбиций: поменьше Я, побольше Ты. Интерес к собственной персоне должен меркнуть перед интересом к собеседнику. Это реализация принципа уважения.

5. 讓ràng, уступчивость/неконфликтность. Это сложный, перегруженный деталями иероглиф. В нем есть «слово/речь» (слева) и большой комплекс со значением «помогать». Этимологические объяснения вращаются вокруг смыслов «отдавать себя», «устранять себя». Т.е. это готовность пригасить свои амбиции, особенно свое желание «быть правым»; это готовность условно согласиться со словами собеседника, не спорить, не препираться, не становиться у него на пути, уступить дорогу.

Пятое качество, неконфликтность, уступчивость, развивает и конкретизирует четвертое: смирение своего эго. Если есть несогласие, его не нужно пытаться разрешить немедленно и брутально: убеждать, спорить, ссориться. Другого невозможно переубедить, невозможно изменить. Значит, не надо и пытаться. И нет нужды фальшивить, поддакивать; нужно просто уклониться от спора и конфликта. Это реализация принципа смирения.

Собрав воедино всю пятерку, можно понять ее конфигурацию:

1. теплота (эмпатия) как среда общения; 2. правдивость как его правило; 3. вежливость как защита от эмоциональных травм; 4. смирение своего эго – как реализация принципа уважения; 5. Неконфликтность как реализация принципа смирения.

Качества 4. и 5. выводятся из 3., но не сводятся к нему, поэтому важно их обозначить отдельно: и смирение, и неконфликтность.

Человек, овладевший всей «пятеркой» – идеальный собеседник. Это не надутость «церемонности» и не грубость «правдоруба», не лживый подхалимаж льстеца, но и не пьяная искренность (= эмоциональная агрессивность «изливателя своей души»). Одни качества хорошо уравновешиваются другими: и искренность, и деликатность, и интерес к собеседнику, и не-склочность. Это действительно прекрасно отлаженный комплекс качеств, которые сильны именно во взаимо-упоре, как часть всей «пятерки», и которые могут оказаться не так хороши или не так действенны вне ее. (В этом суть китайской «нумерологии»: разрозненные элементы собираются в тройки, четверки, пятерки, десятки, т.е. в комплексы, в смысловые кристаллы; и работают они только так.)

Теперь понятен смысл всего текста. Конфуций, благодаря своей репутации и этой пятерке качеств, вызывал у собеседников доверие и симпатию, люди охотно обсуждали с ним деликатные политические темы. Одно из альтернативных объяснений – что политики сами ходили к нему посоветоваться, ему не надо было напрашиваться на разговор. Чжу Си в своем комментарии красиво подытоживает смысл текста: Учитель не домогался.

1-11. Дао отца и сына

Этим текстом я заканчиваю полный перевод первой главы Лунь Юй. После некоторой работы шлифовки переводов и осмысления целостности главы, я ее всю выложу сюда в компактном виде.

子曰： 

父在，觀其志；

父沒，觀其行；

三年無改於父之道，

可謂孝矣。

Учитель сказал:
Отец жив – наблюдай его помышления;
Отец умер – наблюдай его поведение.
Три года не изменять дао отца –
Это можно назвать сыновностью.

Как всегда, текст Конфуция по стилю резко отличается от текстов его учеников. Отличается большей стройностью (ритм), изяществом и компактностью. Он почти всегда говорит полу-стихами штучной структуры; они почти всегда – рыхлой прозой. (Можно сравнить хотя бы с предыдущим текстом.) Конфуций – очень сильный и необычный поэт, отточивший свое мастерство на редактировании Книги песен. Это заслуживает сохранения в переводах.

Разногласие переводчиков вызывает местоимение «его» в строках 2-3. Многие переводят: «When the father is alive, observe the son’s intent. When the father dies, observe the son’s conduct» (Eno). Учитель сказал: «Когда отец жив, наблюдай за стремлениями его [сына]; когда отец умер, наблюдай за поведением его [сына] (Переломов). Сюда же примыкает и перевод иезуитов и многие другие.

Но несмотря на авторитетность этого хора, мне кажется более осмысленным перевод Ян Хиншуна: «Если при жизни отца следовать его воле, а после его смерти следовать его поступкам...». Или Lyall, тонко чувствующий стиль Конфуция: «Whilst thy father lives look for his purpose; when he is gone, look how he walked.» Или – как у Алексеева, ритмически близкого к оригиналу: «Пока жив отец, наблюдай его стремления, когда отец умрет, наблюдай его жизнь».

Что надо наблюдать не сына, а отца - этого же понимания придерживается и Чжу Си (привожу его комментарий в переводе Алексеева, не всегда точном, но всегда очень красочном):

При жизни отца сыну не полагается быть самостоятельным, но намерения отца знать можно. Жизнь отца можно обозреть лишь после его смерти, и, наблюдая ее, можно знать, что он был за человек – хороший или дурной. При всем этом сыновнее благочестие видно лишь тогда, когда человек в течение трех лет никоим образом не допускает отступлений от путей своего отца. В противном случае, даже если его жизнь будет хорошею, это не может счесться сыновнею добродетелью.

Толкователь Инь: Если пути отца суть пути истины, то им можно и всю жизнь не изменять. Если же они неправильны, то, казалось бы, к чему еще ждать целых три года? Тем не менее оставить их без всяких изменений в течение трех лет — это значит, что сердце настоящего сына не может допустить иного порядка вещей.

Очень важное уточнение делает Инь: он подчеркивает, что сыновность не надо путать со справедливостью или правильностью. Он говорит, что сыновность ценится даже тогда (или: особенно тогда), когда пути отца неправильны. Верность в этом случае важнее. (Я уже разбирал похожий текст, где один легистский правитель хвастается, что у него сыновья доносят на отцов; а Конфуций говорит, что у нас ценится противоположное: отец крадет, а сын не доносит.)

***
Итак, в тексте 1-11 детализируется понятие сыновной этики. «Следовать воле отца», как у Ян Хиншуна – это упрощение. Все-таки Конфуций говорит «смотреть, наблюдать», а не просто «выполнять, следовать». И Чжу Си подчеркивает эту разницу: он говорит о том, что можно видеть (и понимать) при жизни, а что – после жизни.

Отдельные устремления человека можно понять при жизни; но его поведение в целом («его жизнь», по Алексееву) поддается обзору и пониманию только после смерти. Именно поэтому так развита во многих культурах идея загробного суда либо идея, что судить и оценивать жизнь человека можно только после ее окончания. «По совокупному итогу».

Вот и сыну предлагается наблюдать (и, конечно, соблюдать) помышления / устремления / волю отца; и возможно, даже иметь о них какое-то мнение. Но перспектива, в которой можно наблюдать весь жизненный путь отца, открывается только с его смертью. И тут ожидается, что сын будет следовать его пути-дао еще три года.

О чем речь? Если о крестьянском хозяйстве, ремесле или бизнесе (торговле), то это требование не имеет большого этического веса: обычно сын, продолжающий дело, так и поступает. Точно так же пашет землю, тем же клиентам продает ткани. Но если речь идет о политике, о человеке из семьи высокого сановника, министра и особенно правителя, то требование начинает звучать серьезно: три года продолжать политику отца. И тогда это не просто вопрос сыновной преданности, а и вопрос политической стабильности. (Что Конфуций с самого начала и постулирует: сыновность – основа социальной и политической этики.)

Что Лунь Юй написана как инструкция для правителя (такие мнения есть) – конечно, совершенная глупость. Но что почти каждая его мысль имеет политическое измерение, а не только личное, это правда, это надо учитывать.

Ну а теперь можно перечитать текст.

Учитель сказал:
Отец жив – наблюдай его помышления;
Отец умер – наблюдай его поведение.
Три года не изменять дао отца –
Это можно назвать сыновностью.

Все-таки важно, чтобы перевод был переводом, воспроизводящим и форму, и мысль, и меру «загадочности» оригинала, а не комментарием, разжевывающим смысл для тупиц и превращающим многомерную объемную мысль, высказанную ясно, но с поэтической уклончивостью, в плоскую моралистическую лекцию.