Ну вот, теперь и мой перевод куска о «пути большого беспорядка» или «дао великого хаоса» готов.
Человеческая натура от рождения «небесна»: чиста и спокойна. Столкновение с миром пробуждает в ней страсти, а эти страсти легко получают контроль над человеком; и, подобно тому как болезнь уничтожает здоровое тело, так и страсти унижтожают небесную природу, т.е., говоря по-нашему, «душу» человека: разрушают, портят, грязнят ее.
Отсюда делается вывод о том, что нужны защитные средства, чтобы удержаться от «войны всех против всех»: внутреннее лекарство – музыка, внешнее – ли (форма-этикет-правила-ритуал). Оба они помогают вспомнить об эмпатии, о чувстве общности с другими. Это происходит и при совместном исполнении, и при совместном слушании музыки (напомню, речь идет, скорее всего, об обрядовой музыке, от деревенской свадьбы до императорского ритуала). А этикет-ли помогает рационализировать отношения, иметь договорные правила, сдерживающие механизмы от наступления «закона джунглей», социального хаоса.
И то, и другое «лекарство» основано на конфуцианской мысли о том, что человеческое существование взаимно, и человечность – это эмпатия, взаимность. Музыка помогает поддерживать и культивировать эту взаимность эмоционально; ли – рационально.
А даосско-руссоисткий «непосредственный» человек, предоставленный самому себе (именно его описывает текст!) – это святой младенец, неизбежно превращающийся в исчадие ада, в монстра. Поэтому, хотя первые строки звучат почти как Дао дэ цзин или Руссо, текст вовсе не призывает «оставаться младенцем» или, хуже того, «вновь стать как младенец». Результат «естественности» ужасен. И рецепт ее – глуп, неосуществим, пахнет тоталитаризмом (СССР и Третий рейх - побочные дети руссоизма). Пасту в тюбик обратно не затолкаешь, сложность в простоту не превратишь, надо находить правильный путь в условиях сложности, а не придумывать лукавые рецепты «простоты».
Что это основано на лжи – понять очень легко. Сами понятия о иррациональной простоте, непосредственности и естественности – это продукт высокой рациональной сложности и искусственности. Простота не знает понятия простоты; она вообще не знает и не говорит. О простоте рассуждает только сложность, причем изощренная сложность. Как идиллическая пасторальная поэзия была порождением поздней городской культуры чиновников, уставшей от самой себя; так и простота – порождение высокой, уставшей от себя сложной рациональной культуры. Поэтому все ученые разговоры рафинированных интеллектуалов вроде Лао Цзы о простоте и непосредственности – это лукавое фэнтези. Сама рациональная, в высшей степени сложная и изощренная манера говорить на эти темы – это голосование за сложность, это выбор рационального пути, предпочтение искусственности.
И потом, кто сказал, что рациональность и искусственность – противоестественны? Откуда взялась эта дурацкая догма, что они противоречат человеческой природе? Откуда идея, что человеку естественнее без цивилизации, науки, социальности, искусства? Может быть, наоборот? Даже животные, живущие в стаях, строят сложнейшую рациональную систему ритуала, создают языки знаков и символов; почему это должно быть неестественно для человека?
Вот и автор «Записок о музыке» начинает с того, что «естественный человек», предоставленный самому себе и отказавшийся от принципа взаимности, – это стихийное бедствие. Что его изначальная природа («небесная») утрачивается на этом пути: страсти и желания сожрут ее без остатка. Этот путь назван «дао великого хаоса». Именно для того, чтобы сохранить естественность человека, его истинную природу, и нужны все эти «искусственные» пристройки, контрфорсы и аркбутаны: музыка поддерживает человека с эмоциональной, стихийной стороны, а ли – с рациональной, формальной.
Ну а теперь мой перевод куска про дао хаоса:
Человек от рождения спокоен:
таково его небесное естество.
Соприкоснувшись с вещами мира, он приходит в волнение:
таковы его естественные страсти.
Вещи мира проникают в его сознание, осознаются,
И тогда появляются любовь и ненависть.
Если любовь и ненависть не удерживаются внутри,
если сознание побуждает их проявиться снаружи,
то он не сможет вернуться к себе:
его небесная натура утрачена.
Ведь волнующее действие вещей мира – бесконечно.
А любовь и ненависть человека – безудержны.
И тогда вещи мира приходят / обступают его,
и человек сам превращается в одну из «вещей мира».
А если человек превращается в «вещь»,
и утрачивается его небесная натура,
и растрачивает он себя в страстях,
то тогда:
сильные обижают слабых,
многие подчиняют немногих,
умные обманывают глупых,
храбрые запугивают робких,
больные и хилые не получают заботы,
старые и малые не находят пристанища.
Это – дао великого хаоса.
