Неповторимая строфика цы и царь-неудачник Ли Юй

Мне очень нравится «штучная» форма в поэзии -  когда неповторимая метрика и строфика создаются для соответстия неповторимому «содержанию». Например, как у Штефана Георге. Или как в хоровых сценах греческих трагедий. Или как у Гераклита, Лао-цзы и Конфуция.

В китайской поэзии поздне-танской и ранне-сунской эпохи (примерно с Х века) был целый жанр подобной поэзии: 詞 cí, цы. Это не верлибр, не «поэтическая диарея», а строгая рифмованная форма. Но она принципиально избегает стандартности и квадратности («четырехугольности») древних стихов из Ши-цзин или недавней эпохи китайского классицизма VIII в. (Ван Вэй, Ли Бай, Ду Фу...), а создает неповторимые очертания строф, желательно новые в каждом стихотворении.

Это могло быть, например, пятистишие, состоящее из 5+4+7+7+4 иероглифов, а потом повторяющее эту форму во второй строфе. Тут вспоминаются японские пятистишия танка, родившиеся примерно в ту же эпоху, с их асимметричной структурой 5+7+5+7+7.
Но танка, как и более позднее хайку 5+7+5, так и застыли в новообретенной пропорции, а жанр 詞 cí, цы предполагал большую авторскую свободу в выборе пропорций. Но при этом требовалось их повторение во следующей строфе. Т.е. если поэт начал 5+4+7+7+4, то и следующая строфа будет 5+4+7+7+4 (как в греческих трагедиях строфа и антистрофа хора имеют сложную и штучную структуру, но непременно повторяющуюся от строфы к антистрофе). Вот так, например, выглядят стихи поэта по имени Ли Юй, которые я сейчас пытаюсь перевести.

簾外雨潺潺，
春意闌珊。
羅衾不耐五更寒。
夢裡不知身是客，
一晌貪歡。

獨自莫憑欄，
無限江山，
別時容易見時難。
流水落花春去也，
天上人間。

Чтобы уравновесить асимметрию строфы, рифмовка в них сделана сплошной, покрывающей обе строфы: АААВА, АААВА.

Другая любопытная особенность жанра цы – что это были стихи, сочиненные на определенные мелодии. (Тут вспоминается полулюбительская русская поэзия XVIII века, сочиненная на существующие мелодии: «на голос миновета», т.е. на мелодию менуэта.) Википедисты пишут, что разнообразие метро-ритмических + интонационных + строфических вариантов цы достигало 800, и они все имели свои названия, по названию мелодии.

***

Одним из классиков жанра цы считается последний правитель южного царства Тан (в эпоху Пяти Династий и Десятицарствия), по имени Ли Юй (Li Yu, 李煜). Он был далеко не лучшим правителем, просто не имел для этого ни личных качеств, ни дарований. Ярко-выраженный интроверт и невротик (withdrawn and trobled young man, как пишет о нем автор википедической статьи), но зато хорошо образованный книжник и эстет, - т.е. то, что мы назвали бы типичным интеллигентом.

Он не претендовал на престол и не ожидал стать правителем. Но череда смертей внезапно довела очередь престолонаследия до него. Насколько они были естественными, неизвестно; но спешить с многозначительным «ага!» не нужно: в ту пору и в том сыром климате ранние смерти были статистической нормой. Кроме того, они и помимо политики были очень распространены в семье; возможно, что-то генетическое.

Несмотря на свой закрытый характер, Ли Юй был очень счастливо женат на Чжоу Эхуан, в которой он нашел родственную душу: она была не только образованной девушкой, любительницей книг, но и музыкантом-виртуозом, игравшим на инструменте вроде лютни.

Эти ее качества стали роковыми для царства: Ли Юй забросил дела, пировал, общался с женой и бесконечно слушал ее домашние концерты (вроде этого персонажа из Троецарствия). Он даже вызвал протест чиновников, которые подали ему петицию с требованием прекратить это безобразие. Но вскоре дела Южного Тан, и без того неважные (опустошенная казна, беспорядок в управлении), усугубились смертью двоих детей правителя. И царь, и царица были морально сломлены, потом умерла сама царица (ей было 28), и тут Ли Юй впал уже в полную депрессию.

Кончилось дело военным вторжением армии Сун и аннексией южного Тан. Ли Юй был захвачен в плен. Последние 2 или 3 года жизни он провел в изоляции, а потом был убит, отравлен. Ему было около 40.

И вот, именно в эти последние 2-3 года он и стал классиком жанра цы («штучная» метрика и строфика), написал большинство своих стихотворений. Они полны горечи и тоски. Он скучает по умершей жене, сожалеет об ошибках своего правления, т.е. принимает посвящение во Всекитайскую Ложу Великих Неудачников, в которой собран цвет поэзии (Ду Фу, Ван Вэй...) и философии (Конфуций, Лао-цзы...)

ЛИ ЮЙ. Три стихотворения

1. И сон небесный, и жизнь земная...

Я писал о жанре цы, поэзии неравномерных размеров и «штучной» строфики, и ее первом классике, последнем правителе танской эпохи (Х век), «царе-интеллигенте-неудачнике» по имени Ли Юй (937-978). Вот один из его шедевров, очень ценимых в китайской культуре. Обе его строфы состоят из 5+4+7+7+4 иероглифов. Я перевел верлибром и без рифм (ниже объясню, почему), но с сохранением пропорции в строках: 

[На мелодию] «Лан тао ша» («Волна смывает песок») 

«За занавеской дождь все льет и льет...» 

За занавеской дождь все льет и льет...
Весна уходит, гаснут чувства.
Накидка тонкая не выдерживает рассветного холода.
Забывшись сном, я забываю, что я пленник и изгнанник,
И снова жажду мимолетных радостей. 

Я одинок, мне опереться больше не на что.
Бесконечно смотрю на реки и горы:
Оставить их было легко, а видеть теперь – мучительно.
Утекает вода, опадают цветы, и весна – проходит:
И сон небесный, и жизнь земная.
 

Последняя строка звучит загадочно и вызывает разночтения. Одно из пониманий – что тут имеются в виду сон (где все хорошо) и реальность (где все плохо), несравнимые вещи, которые и по-русски называют «небо и земля». Другое понимание – что строку надо переводить просто «небесное и земное», без поясняющих слов; поэт оглядывается на прожитую жизнь, смотрит на пейзаж и как бы прощается со всем этим миром – и небесным, и человеческим. 

Мое понимание – что для поэта, ожидающего скорой смерти (вряд ли у него были иллюзии), «весна проходит» относится ко всему – и к только что описанному мимолетному сну, и ко всей мимолетной жизни. (Тут еще надо помнить название мелодии, на которую написаны стихи: «Волна смывает песок...»)

...Утекает вода, опадают цветы, и весна – проходит:
И сон небесный, и жизнь земная.

Этот вариант мне больше нравится, хотя «сон» и «жизнь» - это добавленные слова, в оригинале их нет. 

Я перевел верлибром, полностью игнорируя рифму АААВА АААВА. Китайский язык – очень рифмованный, там рифмы звучат гораздо нейтральнее и привычнее, чем по-русски. Поэтому стихи вроде сегодняшних, которые в оригинале не раздражают, по-русски сильно раздражали бы назойливым повторением: вообразите 8 строк из 10 с одинаковым окончанием. Это выглядело бы как пародия, как «пережим». 

Кроме того, печальная мелодия текста в оригинале настолько живая и неповторимая, настолько не хочет быть подвергнута пытке русской версификации, что я решил ее оставить в покое. Так красивее.

2. Напрасное отражение

[На мелодию] «Волны смывают песок»

Дела былые вызывают лишь горечь и боль.
И то, что вижу, их не облегчает:
Осенний ветер продувает двор, мох расползается по ступеням.
Входную занавеску не сворачиваю, оставляю висеть свободно:
До конца дня никто не придет. 

«Золотые цепи» мои утонули, погребены.
Устремления духа полынью поросли.
Ночь холодна. На чистом небе полная луна сияет...
Я представляю яшмовый дворец, его нефритовые залы, тени,
И отражение напрасное в реке Циньхуай.

Опять последний танский правитель Ли Юй, полный горечи, сожалений и воспоминаний об утраченном царстве. И опять стихи в жанре цы на мелодию «Волны смывают песок» (на которую были написаны предыдущие, про дождь), и поэтому опять обе строфы имеют структуру 5+4+7+7+4. 

«Утонувшие цепи» – намек на историю из «Троецарствия». Царство У готовилось к нападению царства Цзинь и перегородило Хуанхэ цепями с большими шипами – для защиты от флота. Но в ходе боев солдаты Цзинь наловили пленников и перебежчиков и узнали о цепях. Они запустили по реке плоты, и когда плоты зацепились за преграды, на них были разведены мощные костры, с большим количеством горючих жидкостей. Через несколько часов цепи расплавились, распались и утонули. Отсюда и фраза в стихах – «мои золотые цепи утонули»; она употреблена почти как поговорка – о хрупкости и ненадежности даже самых предусмотрительных планов и предосторожностей. 

В последних строках он вспоминает о своем роскошном дворце, скорее всего, пустом и заброшенном, и его напрасном отражении в водах реки Циньхуай... 

3. Горький вкус разлуки

[На мелодию] «Радость встречи» 

Без слов, один     я поднимаюсь в западную башню.
Луна похожа на серп.
Одинок, неподвижен платан,    замкнутый в глубине двора.
Чиста и прозрачна осень. 

Ножницами не отрежешь,     расплетешь – снова запутается:
такова печаль разлуки.
Единственное в своем роде,     редкое, странное на вкус,
это чувство царит в моем сердце. 

***

Это все тот же Ли Юй; и снова стихи, написанные в заточении. Его, конечно, не бросили в темницу, а поселили, хоть и в изоляции, но в большом доме, с двором и даже башенками – т.е., это либо двухэтажное строение, либо башенки на каменном заборе, окружающем двор. 

Бывают правители мелочные и мстительные, они рады стереть побежденного в порошок. Есть более благородные либо более суеверные: они аккуратно обращаются с себе подобными, возможно, не желая иметь перед глазами свое собственное возможное будущее. Возможно, это была просто политическая целесообразность: подержать царя в почетном плену, чтобы успокоить завоеванное население; как только новая власть укрепится, можно и убить. Что и было сделано: через 2-3 года плена Ли Юй был отравлен. 

Я писал о его счастливом браке, необычном для интроверта-«интеллигента». Брак, правда, кончился плохо: смертью детей, а потом и жены. Ли Юй тогда впал в депрессию, потерял контроль над страной, что и привело к вторжению и оккупации. Некоторые стихи, написанные в плену, – как раз о печали разлуки: автор полностью подавлен этим чувством и не может от него освободиться. Мрачная ирония – в том, что для стихов о печали разлуки выбрана мелодия «Радость встречи». 

Строфика не очень понятна: то ли 3+3+3+9, то ли 6+3+6+3. 

«Платан» – возможно, имеется в виду похожее на него дерево – фирмиана, называемая еще «китайским зонтиком» или «фениксовым деревом».