cogito ergo non ago
Mar. 24th, 2017 06:15 pmОдна из мыслей, к которым Шекспир возвращается вновь и вновь: размышление, воображение, сомнение и прочие формы рефлексии губительны для действия, превращают человека в труса.
При этом, тексты Шекспира до краев полны этой самой рефлекфии, густо пропитаны ядом сомнений. Больше того: именно эта рефлексия, бесконечно разнообразная в проявлениях, и является самой сильной стороной его текстов; именно она и делает его персонажи и сюжеты многомерными. И самый знаменитый его текст не просто много размышляет о несовместимости размышления и действия, но и самим сюжетом наглядно иллюстрирует паралич, который случается от излишних размышлений.
Есть особая красота в том, что тектсы Ш., эти высочайшие образцы рефлексии, какие только можно встретить в истории литературы, полны горьких упреков в адрес этой самой рефлексии. Было бы ошибкой считать это авторским кокетством (подобным тому, как старинные авторы в предисловиях очень красноречиво жалуются на бедность своего слога.) Это – просто одно из проявлений многомерности мышления Ш.: его способность одновременно ценить силу и красоту мысли и видеть ее разрушительный эффект.
Вот три самых знаменитых фрагмента, ставшие почти поговорками в английской культуре: из «Hamlet», «Measure for Measure» и «Julius Ceasar». (переводы мои, мимоходные)
О мысли как убийце воли:
...Thus conscience does make cowards of us all;
And thus the native hue of resolution
Is sicklied o'er with the pale cast of thought...
Так нас сознанье превращает в трусов
И так решимости румянец чахнет,
Покрывшись бледной тенью размышленья...
О сомнении как предательстве (мне очень нравится):
...Our doubts are traitors
And make us lose the good we oft might win
By fearing to attempt...
...Сомнения – предатели:
Боясь пытаться, мы теряем там,
где победить могли...
О боязливом воображении:
Cowards die many times before their deaths;
The valiant never taste of death but once.
Трус умирает много раз до смерти;
Достойный смерть вкушает только раз.
При этом, тексты Шекспира до краев полны этой самой рефлекфии, густо пропитаны ядом сомнений. Больше того: именно эта рефлексия, бесконечно разнообразная в проявлениях, и является самой сильной стороной его текстов; именно она и делает его персонажи и сюжеты многомерными. И самый знаменитый его текст не просто много размышляет о несовместимости размышления и действия, но и самим сюжетом наглядно иллюстрирует паралич, который случается от излишних размышлений.
Есть особая красота в том, что тектсы Ш., эти высочайшие образцы рефлексии, какие только можно встретить в истории литературы, полны горьких упреков в адрес этой самой рефлексии. Было бы ошибкой считать это авторским кокетством (подобным тому, как старинные авторы в предисловиях очень красноречиво жалуются на бедность своего слога.) Это – просто одно из проявлений многомерности мышления Ш.: его способность одновременно ценить силу и красоту мысли и видеть ее разрушительный эффект.
Вот три самых знаменитых фрагмента, ставшие почти поговорками в английской культуре: из «Hamlet», «Measure for Measure» и «Julius Ceasar». (переводы мои, мимоходные)
О мысли как убийце воли:
...Thus conscience does make cowards of us all;
And thus the native hue of resolution
Is sicklied o'er with the pale cast of thought...
Так нас сознанье превращает в трусов
И так решимости румянец чахнет,
Покрывшись бледной тенью размышленья...
О сомнении как предательстве (мне очень нравится):
...Our doubts are traitors
And make us lose the good we oft might win
By fearing to attempt...
...Сомнения – предатели:
Боясь пытаться, мы теряем там,
где победить могли...
О боязливом воображении:
Cowards die many times before their deaths;
The valiant never taste of death but once.
Трус умирает много раз до смерти;
Достойный смерть вкушает только раз.