[personal profile] diejacobsleiter
Одна из мыслей, к которым Шекспир возвращается вновь и вновь: размышление, воображение, сомнение и прочие формы рефлексии губительны для действия, превращают человека в труса.

При этом, тексты Шекспира до краев полны этой самой рефлекфии, густо пропитаны ядом сомнений. Больше того: именно эта рефлексия, бесконечно разнообразная в проявлениях, и является самой сильной стороной его текстов; именно она и делает его персонажи и сюжеты многомерными. И самый знаменитый его текст не просто много размышляет о несовместимости размышления и действия, но и самим сюжетом наглядно иллюстрирует паралич, который случается от излишних размышлений.

Есть особая красота в том, что тектсы Ш., эти высочайшие образцы рефлексии, какие только можно встретить в истории литературы, полны горьких упреков в адрес этой самой рефлексии. Было бы ошибкой считать это авторским кокетством (подобным тому, как старинные авторы в предисловиях очень красноречиво жалуются на бедность своего слога.) Это – просто одно из проявлений многомерности мышления Ш.: его способность одновременно ценить силу и красоту мысли и видеть ее разрушительный эффект.

Вот три самых знаменитых фрагмента, ставшие почти поговорками в английской культуре: из «Hamlet», «Measure for Measure» и «Julius Ceasar». (переводы мои, мимоходные)

О мысли как убийце воли:

...Thus conscience does make cowards of us all;
And thus the native hue of resolution
Is sicklied o'er with the pale cast of thought...

Так нас сознанье превращает в трусов
И так решимости румянец чахнет,
Покрывшись бледной тенью размышленья...

О сомнении как предательстве (мне очень нравится):

                              ...Our doubts are traitors
And make us lose the good we oft might win
By fearing to attempt...

            ...Сомнения – предатели: 
Боясь пытаться, мы теряем там, 
где победить могли...

О боязливом воображении:

Cowards die many times before their deaths;
The valiant never taste of death but once.

Трус умирает много раз до смерти;
Достойный смерть вкушает только раз.

Date: 2017-03-25 04:15 am (UTC)
From: [personal profile] gracheeha
В последнее время я обращаю больше внимание на пропагандистскую сторону исторического цикла Шекспира. На закате династии Тюдоров появился этой гений, который сумел представить самоуничтожение Плантагенетов и нормандской аристократии в героическом свете. Столетняя война за корону Франции (которую островитяне всё-равно не удержали бы) подарила нации самоубийственную тридцатилетнюю войну, которую пропагандисты конца 15 века романтично назвали Войной Алой и Белой роз. На самом деле это был пост-травматическое расстройство нации из-за Столетней войны, PTSD, как у наших солдат, которые, вернувшись из Ирака или Афганистана, не могут встроиться в нормальную жизнь и нередко кончают жизнь самоубийством.

В результате к власти пришли Тюдоры, а поскольку их собственные притязания на корону не выдерживали никакой критики, они продолжили уничтожать тех, у кого эти притязания были более обоснованы. Более того, при Генрихе VIII кровопролитие из династического перешло в религиозное и опять охватило всю страну. В итоге, сначала англичанам пришлось взять себе шотландского короля Джеймса Стюарта, но и эта династия скончалась в религиозных разногласиях. Тогда выписали чувака из Гановера - седьмая вода на киселе, а поскольку он говорил только по-немецки и нихрена не понимал в английских делах, то появилась должность премьер-министра и дела в конце концов наладились.

Сто лет воевали с Францией, 250 лет расхлёбывали, да ещё и нажили себе серьёзного врага...

Кстати, при встрече со смертью все переживают её, просто один человек готов отказаться от своей цели и всеми силами старается избежать смерти, а другой продолжает преследовать свою цель, иногда безрассудно, иногда с осторожностью. Мне кажется, здесь большую роль играет генетика индивидуума, а племени для выживания нужны и смелые, и трусливые. Трусливые обеспечивают сохранность генофонда, смелые - развитие племени. :)

Date: 2017-03-25 06:31 am (UTC)
From: [personal profile] m_bezrodnyj
Того же рода, наверное, и предостереж-е (в "Ричарде II") об опасности именовать малодушие терпеливостью:

Call it not patience, Gaunt; it is despair:
In suffering thus thy brother to be slaughter'd,
Thou showest the naked pathway to thy life,
Teaching stern murder how to butcher thee:
That which in mean men we intitle patience
Is pale cold cowardice in noble breasts.

(Это, собственно, "Timidus vocat se cautum...")

Другая сцена, где женщина упрекает мужчину в нерешительности, - в "Макбете": "Was the hope drunk...". (Тот же мотив - в "Годунове", где Мнишек стыдит Самозванца: "Ты медлишь" и "Пора, пора! проснись, не медли боле".)

Date: 2017-03-25 03:48 pm (UTC)
From: [personal profile] m_bezrodnyj
Замечательная пословица. Тот случай, когда вес высказыванию придает "формалистическое трюкачество": faint - fair. Первое похожее, что приходит на ум (из моего, впрочем, скудного запаса): "A dirty book is rarely dusty". Наследие аллитерационного стиха, вероятно.

Тысяча извинений за отклонение от темы.
Edited Date: 2017-03-25 06:46 pm (UTC)

Date: 2017-03-25 11:45 pm (UTC)
From: [personal profile] m_bezrodnyj
Оно, конечно, пословицы всюду любят рядиться в созвучия, но созвучие созвучию рознь. Пушка сама по себе, а единорог сам по себе. Возможно, в пословицах тех культур, что прошли стадию аллитерационного стиха, наблюдается тенценция к аллитерации, а в других - к рифме. Но это, разумеется, предполож-е, сделанное наугад, в кромешной темноте: в этой области я даже не дилетант.