Jul. 3rd, 2020

必有明衣布。
必變食居必遷坐。

Во время поста он всегда одевался в сияюще-белое, льняное.
Во время поста он всегда изменял свой рацион и дома всегда садился в другом месте. 

Какие он соблюдал посты, узнать трудно. В толстенном томе о «духовной культуре Китая» я не нашел ничего внятного о постах. Знаю только, что их было много: траурные по поводу смерти близких, предназначенные для сосредоточения перед большими церемониями в храме, календарные по разным поводам. Из «исторических» фильмов известно, что траурный цвет у китайцев – белый, и, оплакивая умерших, они облачались в льняное, груботканное, почти мешковину. Но, вероятно, и другие ритуальные посты тоже требовали белых льняных одежд. Это был, легко понять, символ чистоты и простоты: отказ от богатых тканей, украшенных цветным узором (вэнь, культура – это, напомню, татуировка, узор).
 

«Изменял свой рацион» может казаться тавтологией, ибо пост и есть изменение рациона. Но, во-первых, скудное питание – не единственная составная часть поста, а лишь его небольшая часть. А во-вторых, этот текст просто перечисляет то, что полагается делать в пост. Включая очевидные вещи вроде голодания. 

«Сидел в другом месте» (или перемещал свое сидение, т.е. мат) кажется странным, поэтому некоторые комментаторы видят тут «спал в другом месте», т.е. воздержание от брачного ложа. Но, возможно, речь идет просто о том, что Конфуций изменял свой уклад жизни, даже беседы с учениками или встречу гостей. И сидел не в гостевой зале, а в каком-нибудь внутреннем помещении, один. 

Конфуций в тексте не упомянут, переводить можно и безлично, и императивом: «Во время поста непременно одевайся в белое и т.д.». Так что, если мой перевод уточняет «он всегда одевался», то это потому, что вся Х глава идет сплошным потоком, и единственное ее содержание – бытовые и ритуальные модели поведения на примере жизни Конфуция. Вся глава – о нем. В ней лишь раз сказано «Конфуций» и дважды «Учитель», и только там, где была его прямая речь. Все остальное, по китайскому обыкновению, грамматически нейтрально.

Глава уникальна тем, что разбивка на афоризмы тут – почти произвольная; ее можно менять (как это делают многие издатели) или просто игнорировать и читать главу подряд. Но что вся она – о Конфуции, сомнений нет.

廄焚。子退朝,曰:

「傷人乎?」不問馬。

Сгорела конюшня. Учитель вернулся из дворца. Спросил:
«Пострадал ли кто-нибудь из людей?» О лошадях не спросил. 

Иезуиты на основе комментаторской традиции добавляют: «Когда Конфуций служил в должности префекта, его конюшня сгорела...» и т.д.

Это дополнение лучше расставляет акценты: Конфуций проявил интерес не к своему имуществу, а к людям (семья, слуги, ученики). Лошади в ту эпоху были прежде всего имуществом, показателем достатка, как сегодня – автомобили и «дивайсы». Проявлять заботу о них, равную заботе о людях, было неправильно, бестактно.

Напомню: Х глава – не об этике, а об этикете, о форме-ли. И этот текст – о том, как проявлять жэнь, человечность, эмпатию во внешних поведенческих формах. Человек важнее имущества; и это надо подчеркивать. Надо выражать свои чувства правильным, тактичным образом, не ставя людей на одну доску с имуществом. Даже если Конфуцию и было жалко лошадей, он не должен был это показывать, спрашивая о пострадавших.

А что  ему было их жалко, я не сомневаюсь; любовь к живому была не только ему свойственна, но и среди его последователей культивировалась. Проповедуя и развивая в себе эмпатию к людям, они не могли не становиться сверхчуткими и к другим формам жизни (конфуцианцы, напомню, – это «ру», «мягкие люди»). И наверняка это шло от Учителя. Можно вспомнить хотя бы пассаж из Мэн-цзы про конфуцианскую чуткость:

У цзюньцзы такое отношение к животным:
если он видит их жизнь, то не может видеть их смерть;
если он слышит их крик, то не может есть их мяса.
Поэтому цзюньцзы держится подальше от кухни.