die Jakobsleiter

Переводчики старинных – например, древнегреческих – текстов идут одним из двух путей. Либо переводить «под старину», с архаизмами, ибо это древность, отстоящая от нас далеко, и это расстояние надо подчеркнуть. Либо переводить «современно», потому что древний автор писал современным для него языком, его текст стилистически нейтрален, там нет архаизмов; незачем их использовать и в переводе. Этот спор не имеет решения: обе позиции по-своему убедительны.

Подобная же проблема – с китайскими стихами. Либо их надо переводить, показывая культурную дистанцию: архаично (ибо древность, отстоящая от нас) и конспективно (ибо оригинал конспективен, в отличие от «нашей поэзии»). Либо переводить, следуя привычной поэтике, потому что в оригинале нет ничего экстравагантного, там тоже привычная для автора нейтральная стилистика, а не заморская экзотика. Значит, и перевод должен передавать эту нормальность и привычность, звучать как «наши стихи».

Я думаю, решение этой дилеммы должно опираться на разницу между поэзией и прозой. На самом деле, вышеназванный спор актуален больше для прозы, чем для поэзии. Если понимать поэзию не по-бардовски, не как «рифмованную прозу», не как «содержание», переданное «стихотворной формой» (Мандельштам называл эту псевдо-поэзию «переводом готового смысла»), а прежде всего как чистую форму, в которой слова вступают в совершенно иные отношения, нежели в прозе, где они связаны многомерной паутиной связей, и где этот кристалл связей важнее простого «содержания» (иначе поэт писал бы прозой), – если понимать поэзию так, то перевод стихов – это воссоздание формы, а не рифмованный пересказ того, "про что стихи" или "что хотел сказать поэт". И неважно, привычная это форма или нет.

Поэтому сжатая форма «созвездия слов», загадочная конспективность, многовариантность понимания (а китайские стихи загадочны и многовариантны для китайского читателя не меньше, чем для иностранного; у них тоже большой разнобой понимания и непонимания), ритмическая адекватность (5 иероглифов – 5-акцентный стих, например) – это, думаю, единственный правильный путь. Отчасти, он уже стал мейнстримом: испанские, итальянские, английские, советские переводчики (особенно, последнего поколения) уже давно перестали переводить привычной поэтической техникой и эстетикой. Но они по-прежнему переводят осмысленным гладким текстом. Конспективный, загадочный стиль «созвездия слов» еще не стал мейнстримом.

Я, в общем, тоже не решаюсь перейти в него окончательно, хотя старательно очищаю свои переводы от привычек русской поэтики, отжимаю из них всю поэтическую и риторическую воду и стараюсь не строить длинных велеречивых фраз. Но, наверное, надо более решительно двигаться в сторону конспективности и схематичности. Тем более, что европейская поэзия уже сделала много шагов в эту сторону. Например, эти стихи у Лорки – более китайские, чем сами китайские; в них даже больше загадочности и конспективности:


СХЕМАТИЧЕСКИЙ НОКТЮРН

Укроп, змея, тростинка.
Запах, след, полутень.
Воздух, земля, одиночество.

(Лестница достигает луны.)

Еще один красивый смысловой кристалл - Лунь Юй, 6-23 

知者  樂 水      仁者  樂 山
知者  動           仁者  靜
知者  樂           仁者  壽

zhī zhě   yuè shuǐ    rén zhě  yuè shān
zhī zhě   dòng         rén zhě   jìng
zhī zhě   yuè           rén zhě   shòu 

Я не буду разбирать иероглифы, хотя они очень интересные (третий, например, значит: 1) радоваться, 2) музыка). Мысль здесь опять оформлена как бинарная оппозиция, только не между хорошим и плохим, а между «двумя видами хорошего». Первая половина говорит о знании жи: «Тот, кто знает...» или «Знание – это...»; а вторая половина говорит об эмпатии, человечности, гуманности, жэнь.

Т.е. разбивка на противоположности идет по оси интеллект / сердце. В левой половине мудрость ума, в правой – мудрость сердца. И качества их даются тоже в бинарной оппозиции: движение / покой. Знание бежит, как вода. Эмпатия спокойно высится, как гора. Знание движется, развивается, оно активно. Эмпатия неподвижна и созерцательна, она оттачивает свою чуткость. Знание полно живости и радости (а не печали, как у Экклезиаста), эмпатия не суетится, она устремлена в вечность. 

Стихи Конфуция (я не оговорился: несмотря на строгость мысли, это именно стихи!) очень компактны, полны музыки созвучий (жи-же, шуи-шан, донг-цинг), их «единственно правильный» перевод невозможен, но вот вам три варианта, достаточно точно передающих и смысл, и поэтику. А поэтика тут очень элегантная: смотрите, как он выразительно переходит от "радуется тому-то" к просто "радуется"... 

Тот, кто знает, радуется воде.  Тот, кто сочувствует, радуется горам.
Тот, кто знает, подвижен.  Тот, кто сочувствует, спокоен.
Тот, кто знает, радуется...  Тот кто, сочувствует, долговечен...

Знание – это радость воды.  Эмпатия – это радость гор.
Знание – это движение.  Эмпатия – это покой.
Знание – это радость.  Эмпатия – это долговечность. 

Или даже так: 

Мудрого радует вода. 
Доброго радуют горы. 

Мудрый движется. 
Добрый в покое. 

Мудрый радуется. 
Добрый долговечен. 

И пока я все это писал, никак не мог опознать мелодию Конфуция: «где я ее слышал?». Ну конечно! У Лорки! И та же симметрия типа инь-ян (только речь идет о дне и ночи), и та же противоположность покоя и движения... 

ВЕСЫ  (пер. мой)

Ночь всегда неподвижна.
День уходит, приходит.

Ночь мертва и возвышенна.
День всегда окрылен.

Ночь - над гладью зеркал,
День - под сенью ветров.


BALANZA

La noche quieta siempre.
El día va y viene. 

La noche muerta y alta.
El día con un ala. 

La noche sobre espejos
y el día bajo el viento.