May. 23rd, 2019

Кредо сегодняшней театральной режиссуры, сам того не зная, наилучшим образом выразил Мальволио, нудный педант-дворецкий из «12-й ночи». Почему? Потому что идея быть ярким и оригинальным может приходить в голову только вот такому унылому бездарю; «яркость» – это вообще примета закомплексованной серости.

I will be strange, stout, in yellow stockings, and cross-gartered...

Именно так ставила спектакли в Глобусе в течение нескольких лет некая Эмма Райс, осатанелая серость, которая прямо признавалась, что читать Шекспира ей скучно, и у которой все спектакли были странные и в желтых чулках (осторожно, graphic content!). Ее с большим трудом и скандалами удалось оттуда выгнать.

И не могу нарадоваться на последнее решение образа Малволио в RSC. Спектакль плох, а ролик – великолепен. Добавка нежного романтизма в это пресное блюдо была блестящей идеей (уже выражаюсь как коллега-блогописец crapulous). Образ сразу сложился в естественное целое (привожу ролик еще раз)


Плохое исполнение – клевета на музыку. Плохие исполнения составляют 99% или 99,99% музыкальной продукции (я имею в виду классику, а не токсичную попсятину). Спасения от клеветы нет. И это нормальный стандарт любого искусства, музыка не одна такая. Прекрасное – редко.

Хуже всего тут приходится любителям. Есть идея, что тонкие знатоки и профессионалы выбирают себе что получше, а простому любителю сойдет всякая дрянь. Дело обстоит ровно наоборот. Профессионал вооружится партитурой и выудит из нее нужную «информацию», плохое исполнение ему не помеха; тонкий знаток разберется, в чем соврали исполнители, и какова там музыка на самом деле. А простой любитель доверчиво съест ту гадость, которую ему положат на тарелку. И либо возненавидит музыку навеки, либо уговорит себя, что это и есть «настоящее искусство». И будет морщиться, но есть.

Это ужасно; и тут одна из причин, почему настоящую музыку  слушают и понимают так мало людей. Встретившись с клеветой, они думают, что это и есть оно самое, и что им такого не надо. (Другая причина – конечно, леность; искусство требует усилия и учебы; с ленивым невеждой у него диалога не бывает.)

Бонус-трек: Мирелла Френи в лучшем исполнении «Свадьбы Фигаро». Ехидный Моцарт тут играет в «итальянского композитора» бель-канто, но водит слушателя за нос ухо: мелодия так сложна и причудлива (не теряя естественности), что почти никогда нельзя предсказать продолжение. Так когда-то Бах, выучившись у итальянцев, написал Бранденбургские концерты и тем распустил итальянскую музыку по домам, сделав всякое Вивальди-Марчелло более неактуальным. Моцарт делает то же с итальянскими авторами: спасибо, все свободны. Но делает это не кривляясь, а с достоинством и безупречным чувством красоты. Сочетает иронию и игру с серьезной композиторской работой.