die Jakobsleiter

Воспользовался сегодня услугами TheatreHD , посмотрел Ричарда II из "Глобуса". Один из лучших глобусовских спектаклей на моей памяти (а я видел немало). Из плейлиста он уже исчез, я застал в самые последние часы доступа. А в Ютубе никаких фрагментов нет, поделиться с вами не могу. Upd. Вот, единственный ролик попался (там надо найти Richard II clip).

По поводу текста мне трудно даже что-то сказать. Это такой высокий пилотаж мысли и поэзии, такая красота, что откроешь рот, а закрыть забудешь. Автор номер один в европейской литературе. Тема отчасти напоминает "Короля Лира" - очеловечивание в падении. Надменный и бессовестный король свергнут несправедливо обиженным родственником, заточен, потом убит. И все. Остальное - первоклассные монологи и диалоги на темы политики и этики, и в центре - несколько текстов, очень подробно показывающих, как в Ричарде, по мере его унижения, проступают очень живые человеческие черты. "Съемка крупным планом" становится все ближе, образ - по мере движения пьесы к концу - все детальнее.

Charles Edwards в роли Ричарда очень хорош. Но дело даже не в актерах, а в том, в чем Глобус обычно силен: в подаче текста. Актеры заняты не "игрой", а подачей текста: ритм, темп, смысловые тонкости, фонетика... Шекспир предпочитал быстрые темпы ("trippingly on the tongue"), но это плохо сочетается с плотностью его мысли и речи, которая склоняет к очень медленному чтению. Произносить текст Шекспира, выговаривая каждый его изгиб, раскрашивая каждую интонацию, обыгрывая каждую метафору, давая возможность расслышать и понять редкие и устаревшие слова (а словарь Шекспира необъятен), и делать все это в быстром темпе - задача разрешимая только для виртуозов театрального дела.

В кино темп часто приносят в жертву "понятности для простого зрителя". Вот, например, очень хорошее чтение, но замедленное, чтобы уже последний дурак у телевизора все понял. А вот тот же монолог в спектакле Королевской шекспировской компании, David Tennant; это уже более шекспировский темп, при том, что ясность совсем не теряется. Ниже мой перевод этого фрагмента (я его уже выкладывал) и оригинал.


Давайте о могилах, о червях,
Об эпитафиях поговорим.
Бумагой будет прах, и дождь из глаз
Скорбь нашу на земной груди напишет.
Душеприказчиков и завещанья
Обсудим мы. Но что мы завещаем,
Кроме низвергнутых на землю тел?
Ведь наши земли, наши жизни, всё –
У Болингброка! Ничего не можем
Назвать своим мы, кроме нашей смерти
И этого холма земли бесплодной,
Что будет наши кости покрывать.

Давайте сядем все сейчас на землю,
Поговорим о смерти королей:
Одни низвергнуты, другие пали в битве;
Тем призраки низложенных явились,
А этим жены дали яд; а кто-то –
Был тихо умервщлен во время сна.
Убиты все!.. Внутри пустой короны,
Что смертным королям виски сжимает,
Там Смерти суд вершится. Там Паяц
Сидит и усмехается глумливо
Над королевской роскошью и помпой.
Он королю дыханье даст и сцену,
Чтоб "помонаршить", страху повнушать,
Испепелить кого-нибудь глазами.
И самомнением его наполнит –
Таким, как будто стены нашей плоти
Из меди сделаны несокрушимой.
И, поразвлекшись вдоволь, вдруг придет
И маленькой булавкой продырявит
Всю эту крепость, и – прощай, король!..

Покройте головы! И перестаньте
Над кровью и над плотью насмехаться
Торжественными почестями. Прочь
Придворное притворство, ритуалы,
Традиции и "уваженье"! Вы меня
Все это время принимали за другого.
Я хлебом, как и вы, живу; желанья
И вкус печали чувствую, и так же
В друзьях нуждаюсь, как и вы. И если
Я этому подвержен, то зачем же
Вы говорите мне, что я - король?

Original text from Folio I, 1623:

Let's talke of Graues, of Wormes, and Epitaphs,
Make Dust our Paper, and with Raynie eyes
Write Sorrow on the Bosome of the Earth.
Let's chuse Executors, and talke of Wills:
And yet not so; for what can we bequeath,
Saue our deposed bodies to the ground?
Our Lands, our Liues, and all are Bullingbrookes,
And nothing can we call our owne, but Death,
And that small Modell of the barren Earth,
Which serues as Paste, and Couer to our Bones:
For Heauens sake let vs sit vpon the ground,
And tell sad stories of the death of Kings:
How some haue been depos'd, some slaine in warre,
Some haunted by the Ghosts they haue depos'd,
Some poyson'd by their Wiues, some sleeping kill'd,
All murther'd. For within the hollow Crowne
That rounds the mortall Temples of a King,
Keepes Death his Court, and there the Antique sits
Scoffing his State, and grinning at his Pompe,
Allowing him a breath, a little Scene,
To Monarchize, be fear'd, and kill with lookes,
Infusing him with selfe and vaine conceit,
As if this Flesh, which walls about our Life,
Were Brasse impregnable: and humor'd thus,
Comes at the last, and with a little Pinne
Bores through his Castle Walls, and farwell King.
Couer your heads, and mock not flesh and blood
With solemne Reuerence: throw away Respect,
Tradition, Forme, and Ceremonious dutie,
For you haue but mistooke me all this while:
I liue with Bread like you, feele Want,
Taste Griefe, need Friends: subiected thus,
How can you say to me, I am a King?

Кредо сегодняшней театральной режиссуры, сам того не зная, наилучшим образом выразил Мальволио, нудный педант-дворецкий из «12-й ночи». Почему? Потому что идея быть ярким и оригинальным может приходить в голову только вот такому унылому бездарю; «яркость» – это вообще примета закомплексованной серости.

I will be strange, stout, in yellow stockings, and cross-gartered...

Именно так ставила спектакли в Глобусе в течение нескольких лет некая Эмма Райс, осатанелая серость, которая прямо признавалась, что читать Шекспира ей скучно, и у которой все спектакли были странные и в желтых чулках (осторожно, graphic content!). Ее с большим трудом и скандалами удалось оттуда выгнать.

И не могу нарадоваться на последнее решение образа Малволио в RSC. Спектакль плох, а ролик – великолепен. Добавка нежного романтизма в это пресное блюдо была блестящей идеей (уже выражаюсь как коллега-блогописец crapulous). Образ сразу сложился в естественное целое (привожу ролик еще раз)

Шекспир не раз обыгрывал в пьесах и круглость "Глобуса", и его открытость для дождей. 

В "Кориолане" он обыгрывает эту открытость как возможность увидеть спектакль с небес, с божественной галерки. Еще один эффектный штрих к излюбленной картине "all world's a stage". Можно быть уверенным, что актер сопровождал этот текст жестом, указывающим на дырку в крыше:

                ...Вот, небеса открылись,
И боги смотрят вниз. Они смеются
Над этой странной сценой!..

...Behold, the Heauens do ope,
The Gods looke downe, and this vnnaturall Scene
They laugh at...

photo src

А в "Юлии Цезаре" он явно хотел обыграть лихое начало текста, обратив его к публике: "Прочь, бездельники, идите все домой! Вам что тут, праздник?" Неизвестно, как ставил это сам Шекспир, но в "Глобусе" первые слова пьесы поняли именно так, и в постановке 2017 года обратили их к публике. Эффект, по-моему, просто великолепный:

Словесные повторы – прием сильный, авторы им не злоупотребляют, приберегают на кульминационные моменты. У Шекспира самый эмоциональный повтор – это пятикратное «никогда» в конце "Лира": Never, never, never, never, never. Это кульминация всей пьесы. Можно вспомнить Гамлета с его кривлянием перед Полонием, в притворном сумасшествии: «Words, words, words...» Можно найти еще несколько выразительных примеров. Каждый раз это звучит либо безумно (Гамлет, Лир), либо крайне эмоционально (тот же Лир).

Но ни в какой другой пьесе словесные повторы не используются так часто и не обретают характер лейтмотива, как в «Макбете». И потом, смысл их в этой пьесе совсем иной. Это ведьмовские повторы. Почему ведьмовские? Потому что стилистически - это и есть то, как говорят в пьесе ведьмы. Это стиль заклинаний и заговоров. Речь ведьм бедна рассудительностью и последовательностью, но насыщена троекратно повторяющимися словами и фразами (иногда двукратно, но чаще троекратно: их все-таки трое). Под катом я привожу полный список этих формул; их довольно много – для недолгого присутствия ведьм на сцене.

( ведьмины повторы )

После их прочтения понятно, почему (внимательный) зритель не может не вздрогнуть, услышав последний монолог Макбета, с оцепенелым повторением «To-morrow and to-morrow and to-morrow».

В этом контексте Макбетовы повторения имеют другой смысл, чем в «Лире» и «Гамлете». Шекспир через стиль показывает, что Макбет «оведьмился», усвоил ведьмовский бессмысленно-циничный взгляд на мир. Его монолог на пороге смерти про бессмысленность жизни – поэтически красив, но очень циничен; ибо цинизм – это отрицание и презрение всяких ценностей («пустым все пусто»). 

Подобная перемена произошла и с леди Макбет, только она впала не в цинизм, а в безумие. Ее последние слова - это сплошные повторы. Стилистически этот текст неотличим от того, как говорят ведьмы: 

To bed, to bed!
there's knocking at the gate:
come, come, come, come, give me your hand.
What's done cannot be undone.
To bed, to bed, to bed! 

Помимо трех ведьм и четы оведьмовшихся Макбетов, есть еще один персонаж, говорящий повторами. Это «клоунская вставка» в трагедию, обычная у Шекспира: болтливый привратник, не торопящийся открыть ворота в ночь убийства Дункана. Как нам объясняют историки, этот и многие подобные образы (ворота, привратник, громкий стук) – это средневековая театральная традиция изображать врата ада, в которые стучится Христос; и врата имеют привратника, который, услышав страшный стук, ритуально спрашивает «кто там?». (Не буду сейчас погружаться в детали.)

В ночь убийства Шекспиру показалось важным вставить этот старый символ «разверзающихся адовых врат» и криков инфернального привратника. (В приведенном выше бреде леди Макбет этот стук упомянут; он ей слышится в кошмарах: "there's knocking at the gate".)

Knocking within 

PORTER

Knock, knock, knock! Who's there, i' the name of Beelzebub? Here's a farmer, that hanged himself on the expectation of plenty: come in time; have napkins enow about you; here you'll sweat for't.

Knocking within

Knock, knock! Who's there, <...>

Knocking within

Knock, knock, knock! Who's there, <...>

Knocking within

Knock, knock! never at quiet! What are you? <...>

Knocking within

Anon, anon! I pray you, remember the porter.

Привратник открывает ворота: это не Христос, а Макдуфф, которому суждено убить Макбета в конце пьесы...

Бонус-трек: привратник из глобусовского спектакля 2014. Безупречно выдержан жанр "клоунады в трагедии". 100% попадание. На всякий случай: семантика елизаветинского театра нас учит, что снизу, из люка на сцене, появляется только нечистая сила.