die Jakobsleiter

子曰：
君子不以言舉人，不以人廢言。 

Учитель сказал:
Цзюнь-цзы не возвышает человека из-за слóва, не отвергает слóва из-за человека. 

***
Помнится, в каких-то греческих полисах в народных собраниях была такая практика: если с дельным предложением выступал дурной человек, его останавливали и просили уважаемого человека повторить его слова. Чтобы хорошая мысль не испортила себе репутацию низким происхождением – от дурака или подлеца.

Конфуций предполагает не усложнять и судить о человеке и о слове раздельно. Слово в большей степени отделимо от человека, чем поступок, такова основная мысль, которая в те времена могла казаться неочевидной.

Слова могут быть заимствованными или притворными, а дела, «послужной список» – нет; по ним и надо судить. С другой стороны, никто не плох настолько, чтобы не мочь придумать и сказать что-нибудь дельное: даже и совет ничтожного человека может на что-то сгодиться. Слово, конечно, тоже может быть поступком; иногда от него зависит многое. Но может и не быть. Поэтому одних предвыборных речей не достаточно, чтобы оценить чиновника и (о чем и говорит текст) возвысить его, т.е. поднять по карьерной лестнице.

Напомню, текст – о цзюнь-цзы, конфуцианском идеале, благородном человеке вообще, но не забывая и об узком значении слова – принц, правитель. Т.е., речь идет прежде всего о том, как правитель должен подбирать себе чиновную команду (исходя не только из их слов), и как он должен прислушиваться к словам и советам (не взирая на то, от какого человека они исходят).

Все это, возможно, звучит скучнейшей банальностью, но надо отдавать себе отчет в двух вещах. Во-первых, это первые шаги в создании этико-политической философии, а философу всегда надо все проговаривать очень педантично, не пропуская банальностей и очевидностей; во-вторых, этот текст – один из кирпичиков воздвигаемого Конфуцием здания меритократии, т.е. политической культуры, основанной на этике, а не на прагматизме. И в ней важно, чтобы слова и дела занимали свое место, не выше, не ниже.

Латинский перевод иезуитов (слегка подредактированный мною) звучит как чеканный афоризм времен Римской империи:

Sapiens nec ob sermonem evehit hominem; nec ob hominem negligit sermonem.

Отношения с учениками – очень теплые, демократичные: их голоса всегда слышны, всегда звучат свободно, без подобострастия. Атмосфера бесед очень естественная; передана она вполне точно; подделать такое в текстах невозможно. (Да и зачем? Авторитарный человек вообще писал бы сам и никаких учеников бы не упоминал, – как Лао Цзы.) Конфуций не давит на них, мнения их выслушивает, предлагает коллективно обсудить. Хорошо умеет слушать. В целом, напоминает Сократа, но без юродства и сарказма, без семейных склок с Ксантиппой, без праздного шатания по рынку. Конфуций подчеркнуто прост, но достоинства не теряет. Он старается соответствовать трем своим идеалам (в порядке восхождения): ру (мягкий человек), цзюнь цзы (истинный джентльмен) и шэн (совершенно-мудрый); но невысоко ценит свои достижения. 

Ученики его, видимо, искренне любят. Эти живые интонации пробиваются в текстах сквозь 2500 лет; но их сохранила и традиция; это было так запомнено. Вот один текст, в котором нет слов Конфуция, нет философии, а только радость учеников, похожих на зайцев вокруг деда Мазая. Шен-шен! – умиляются они, – яо-яо! 

子之燕居
申申如也
夭夭如也

zǐ zhī yàn jū
shēnshēn rú yě
yāoyāo rú yě 

Когда учитель дома отдыхает,
Он такой уютный-уютный!
Он такой мягкий-мягкий! 

Как вам такой стиль в философском трактате, ставшем главным текстом культуры? Почти вызывающе! Но в том-то и замысел конфуцианского проекта ру, "мягкие люди", джентльмены: дать новый, более человечный, непринужденный, сердечный, демократичный стандарт общения. 

Сегодня мне попалась, наконец, книжка с первым европейским переводом Лунь Юй, сделанным иезуитами в Китае. Перевод был опубликован в 1687 году. Это его прочел Лейбниц и стал первым убежденным конфуцианцем в Европе. Как и ваш покорный слуга, он очень высоко ценил этические разработки Конфуция и призывал принять их в Европе. Перевод, конечно, очень вольный по стилю, очень многословный (это латынь), но вполне точный по смыслу. У меня сложилось впечатление, что иезуитам помогали конфуцианцы, поясняли, комментировали, помогали уловить дух. 

Вот как переводится текст про деда Конфуция и зайцев.

Discipuli Magistrum suum Confucium hoc elogio passim celebrabant, Confucius magister noster, inquiebant, quotiescumque solus & à negotiis liber domi degebat, quam erat jucundus & affabilis, quam explicato serenoque animo! Quam comis ac placidus!   

The disciples everywhere celebrated their Teacher with this sentence: “Whenever our Teacher Confucius remains alone at home and free from business, how happy and affable he is! How free and tranquil is his mind! How mild and gracious he is!”

Это кусочек вагантской кабацкой песни 13 века. Лирика клириков.

(Первый композитор-минималист Карл Орф использовал ее в своей смачно-попсовой кантате Carmina Burana. Кто не слушал – так и оставьте ее неслушанной. Здоровее будете.)

Список пьющих:

Tam pro papa quam pro rege 
bibunt omnes sine lege. 
Bibit hera, bibit herus, 
bibit miles, bibit clerus, 
bibit ille, bibit illa, 
bibit servus cum ancilla, 
bibit velox, bibit piger, 
bibit albus, bibit niger, 
bibit constans, bibit vagus, 
bibit rudis, bibit magus, 
Bibit pauper et aegrotus, 
bibit exul et ignotus, 
bibit puer, bibit canus, 
bibit praesul et decanus, 
bibit soror, bibit frater, 
bibit anus, bibit mater, 
bibit ista, bibit ille, 
bibunt centum, bibunt mille. 

Anus – это не только то, что вы подумали, а еще и вполне почтенная пожилая женщина, старушка. Почему – боюсь даже начать думать. Пьющий нигер в средневековом тексте меня удивил, ну да почему бы и нет. Что он, не человек, что ли? Пусть пьет себе.

Итак, согласно этому списку, пьют: папа и король, госпожа и господин, солдат и клирик, мужчина и женщина, слуга и горничная, шустрый и вялый, белый и черный, оседлый и бродяга, тупица и мудрец (или фокусник-шарлатан?), бедняк и больной, изгнанник и безродный, мальчик и старик, епископ и дьякон, сестра и брат, старуха и мать, тот и та, сотни и тысячи. 

Вообще, это хорошая мнемоническая игрушка – для заучивания латинских существительных. И еще лучшая игрушка – для активной тренировки своего словаря: взять и продолжить список... 

bibit cattus, bibit canis,
bibit porcus, bibit ranis,
bibit lupus, bibit agnus, 
bibit parvus, bibit magnus…
(А потом и говорит:
«У меня живот болит!»)