Нанимаемся на работу к цзюнь цзы

Хороший текст, я давно хотел выложить его, да как-то не складывалось. Он, как любит Конфуций, говорит о двух этических полюсах: благородный человек цзюньцзы и низкий человек сяожэнь; но не вообще, а в условиях трудовых отношений, найма и службы.

Фраза  不以道, «не по дао» или «нарушая дао», которая дважды появляется в тексте, тут означает неправильно, незаконно, нечестно, непорядочно. Или буквально: не-путево.

Ну а теперь можно читать. Лунь Юй XIII-25:

У цзюньцзы легко работать/служить,
но трудно ему польстить:
льстишь ему, нарушая дао – а он не польщен!
И если он нанимает людей,
то использует их по способности. 

У сяожэнь трудно работать/служить,
но легко ему польстить:
даже если льстишь, нарушая дао, – он польщен!
И если он нанимает людей,
то требует от них совершенства во всем. 

Глагол, который я перевол «льстить», довольно сложен. Английские переводчики говорят to flatter him, to please him, и это верно; но теряется важный смысловой ингредиент: убеждать, манипулировать. Т.е. благородному человеку нельзя польстить и нельзя манипулировать им с помощью лести, невозможно направить его в нужную сторону. Но я для краткости оставил льстить, т.к. лесть обычно включает в себя манипуляцию. Ибо это по природе своей манипулятивная техника. 

А самое интересное тут – в последних строках каждой половины. Благородный человек использует людей в пределах их способностей, кто на что способен. Низкий человек не терпит в подчиненном неумений и недостатков, он требует совершенства. 

Некоторые переводят «он требует полного подчинения», но это натяжка и передерг. Такого значения у 備нет. Словарь говорит о готовности, подготовке и полном совершенстве. В трудный момент всегда надо звать иезуитов. Их перевод 1687 года делался в Китае, при живых конфуцианцах-консультантах, которые рассказывали много баек и историй (они в книге есть), а заодно давали очень квалифицированные философские комментарии и поправляли понимание европейских коллег (которые и сами намного превосходят современных переводчиков философской выучкой). Так вот, и иезуиты, и словари говорят о совершенстве, которого требует от подчиненных низкий человек. И это гораздо глубже по мысли, чем «подчинение». И гораздо точнее.

Путь к пыльной смерти

Провожу свою вечность, листая разные исполнения одного из самых мрачных текстов в литературе: монолога Макбета, на самом дне его падения и опустошения.

Первым номером продолжает звучать МакКеллен.
Неожиданно хорош Шон Коннери.
Кому по душе "мужской" стиль, понравится Патрик Стюарт.
Плох актер в (неплохом) спектакле Глобуса, жаль. Ссылки не даю.
И плох актер в постановке из Шекспировской коллекции ВВС. Тоже без ссылки.
Очень хорош Орсон Веллес, несмотря на голливудский нажим и "шотландский акцент".
Хорош и Энтони Шер из первой серьезной постановки Грегори Горана.
Адски плох фильм Полянского, просто редкая пошлятина.
Ну и много другого мусора, в котором уже нет смысла искать жемчуг.

Оригинальный текст в авторской орфографии и мой перевод двухлетней давности:

Macb. Wherefore was that cry?

Sey. The Queene (my Lord) is dead.

Macb. She should haue dy'de heereafter;
There would haue beene a time for such a word:
To morrow, and to morrow, and to morrow,
Creepes in this petty pace from day to day,
To the last Syllable of Recorded time:
And all our yesterdayes, haue lighted Fooles
The way to dusty death. Out, out, breefe Candle,
Life's but a walking Shadow, a poore Player,
That struts and frets his houre vpon the Stage,
And then is heard no more. It is a Tale
Told by an Ideot, full of sound and fury
Signifying nothing.

***

...Что там кричат?

Что королева, государь, мертва.

Она могла б повременить со смертью.
Вот только было б время – "временить":
Из завтра – в завтра, и – в другое завтра
Оно ползет, от дня ко дню, пока
Последний слог истории не смолкнет.
И все "вчера" нам, глупым, освещали
Путь к пыльной смерти. Догорай, огарок.
Жизнь – тень бродячая, актер убогий,
Что весь свой выход пыжится, "играет",
И вдруг затих: ни звука. Это сказка,
Рассказанная идиотом. Шум и ярость,
Не значащие ничего...

Впервые в истории "все люди братья"

В Лунь Юй не все тексты цитируют Конфуция. Он не пытается все время быть в кадре (как герой великого символического фильма Чаплина Kids’ Autorace in Venice). Есть диалоги одних лишь учеников, и это не случайно. Идея эмпатии плюс идея традиции означает не только диалог, но и переход диалога к следующим поколениям.

В одном разговоре учеников впервые (насколько я знаю) прозвучала идея «все люди братья». Лунь Юй, XII-5.

Сыма Ню печально сказал: «У всех есть родные братья, у меня у одного – нет».

Цзы Ся сказал: «Я слышал такую поговорку: “смерть и жизнь – от судьбы, богатство и знатность – от неба”. Благородный человек /цзюнь цзы обладает честью, поэтому не делает ошибок. Он уважителен с людьми и следует социальной форме ли. Посреди четырех морей для него – все братья. Зачем же цзюнь цзы беспокоиться о том, что у него нет родных братьев?»

***

Текст основан на ясном различении того, что от человека не зависит (воля Неба), и того, что зависит (честь, уважение, социальная форма). Если небо не послало тебе «биологических» братьев, можно самому создать себе «человеческих» братьев, своим поведением: обладанием честью, уважением к людям, соблюдением социальной формы.

Как само выражение цзюнь цзы было переносом идеи благородства из сферы генетики в сферу этики (истинно благородный человек - не по крови, а по этическому кодексу), так и понятие братьев теперь смещается с биологии на человеческие отношения...

Китай окружен не черырьмя морями, а только двумя. Поэтому выражение «посреди четерых морей» отражает не конкретно-китайскую, а условно-глобальную географию тех времен. Поэтому  не «все китайцы – братья», а «все люди – братья». Хотя надо оговориться, что разницы между этими вариантами почти никакой нет: китайцы традиционно не отличают свою страну от «всего мира». Поднебесная означает и Китай, и весь мир (вроде европейской идеи «Рим = мир»)...

Перепрыгивая через ступеньки

Лунь Юй, XII-1 (фрагмент) 

Преодолеть себя, обратиться к форме-ли. 

克己復禮 

Это одно из определений человечности, которое Конфуций дает в разговоре с любимым своим учеником, Яном Хуэем. В китайском оно стало поговоркой.

Как и всякое ключевое философское понятие, жэнь плохо поддается простому определению. Философские понятия стоят в конце, а не в начале разговора. Определение не должно пытаться исчерпать понятие; оно должно направить работу понимания. 

Определения для философских понятий – не как гараж для автомобиля, а как дорожный знак. Не останавливают ход мысли, а направляют его в нужную сторону. 

Подобных определений, работающих как дорожные указатели, Конфуций дает много; причем разным ученикам – разные. У каждого свой набор сильных и слабых сторон; и Конфуций, как навигатор в автомобиле, выбирает для каждого ученика тот маршрут, который ему лучше подходит. 

Что интересно в этом определении – несколько пропущенных логических ступеней. Тут надо вспомнить, каков был Ян Хуэй и как к нему относился Конфуций. Вот разговор Конфуция с другим учеником, Цзы Гуном (V-9, пер. Переломова): 

Учитель спросил Цзы Гуна: «Кто из вас способнее — ты или Хуэй?» Цзы Гун ответил: «Как смею я сравниться с Хуэем? Хуэй, услышав об одном, знает уже все десять. А я, услышав об одном, знаю лишь о втором». Учитель сказал: «Не ровня. Я согласен, ты ему не ровня». 

Именно поэтому, говоря с Хуэем, Конфуций позволяет себе такую вызывающую краткость и неполноту. С ним можно перепрыгивать через ступеньки и не разжевывать все подряд. Какова на самом деле логика (не фантазируя, а судя по десяткам других текстов)? 

1. Начальный пункт рассуждений – экзистенциальное чувство другого, эмпатия: я способен чувствовать другого и сочувствовать ему. 

2. Из существования другого и сочувствия ему выводится принцип взаимности: не делай другому то, чего не хочешь для себя. 

3. Отсюда родятся конкретные рекомендации, конкретная этика взаимности, направленная сразу и на другого, и на себя: уважение в обе стороны, искренность/доверие в обе стороны, справедливость, верность и т.д. Т.е. уважать его и себя; доверять ему и себе, быть справедливым с ним и с собой, быть верным ему и себе. С оговоркой, что тут работает двойной стандарт: высокие требования к себе, пониженные требования к другому.

4. Дальше идет понимание, что эти «порывы души» стихийны и неуправляемы, неуловимы и неустойчивы, их трудно поддерживать и воспитывать (в детях, например). Эти порывы, как ветер, могут менять силу и направление. Поэтому нужна разумная и контролируемая инфраструктура, «топка», превращающая «топливо» этих чувств в «тягу» паровоза. Мельница, превращающая силу ветра в перемолотую муку. Нужна материализация чувства в форме. Эта форма – ли. «Социальная форма». 

Конфуций в своем определении дает только начальный и конечный пункты, не заполняя их тем, что он вынужден объяснять другим, менее талантливым ученикам. Хуэю он говорит только: 

- преодолеть себя (выйти из капсулы своего Я, заметить присутствие другого);

- обратиться к форме (подчинить «порывы души» устойчивым формам поведения, «этикету») 

Только эмпатия и форма, больше ничего. Начальный и конечный пункт рассуждения. И пропущено все, что между ними. Вся моральная философия взаимности, которую К. обычно выводит из эмпатии. А потому что Ян Хуэй умный, ему разжевывать не надо.