Император и Оркестр (не басня)

Или Сказ о том, как Конфуций три месяца мяса не ел. 

Трогательный текст о музыкальной чуткости Конфуция из 7-й главы (одной из самых содержательных в Лунь Юй) 

Перевод текста не вызывает трудностей: Когда Учитель был в царстве Ци (Qi), он услышал музыку Шао; после этого он три месяца не знал вкуса мяса. Он говорил: «Я и вообразить не мог, что музыка способна достичь такой красоты!»

У иезуитов (1687) это расписано красочнее, с вплетенными в перевод комментариями. (Выделяю точный перевод жирным шрифтом. Остальное – пояснения, услышанные от конфуцианцев.) 

Shao refers to a genre of music, composed by Emperor Shun, which preserves the virtues and praises of the great legislator, Yao. From Yao, Shun assumed the command and then the succession of the empire. When Confucius was in the Qi Kingdom, the Zhou dynasty was progressively collapsing. There, he listened to the Shao music and was strongly moved by a sense of delight. He nourished himself for three months with this music and he did not taste the flavor of meat that he used to enjoy. He said: “I have never before thought that the composer of this music had reached such a charm.” 

Что в этой истории особенно интересно? 

Во-первых, острейшая чувствительность к музыке. Это в древних текстах редко упоминаемое качество. Конфуций, судя по Лунь Юй, обладал сверх-чуткостью ко многим вещам, и не только к музыке. И его этика человечности как чуткости, и его редактирование Книги Песен, тогдашнего эталона красоты, и его афоризмы высочайшего поэтического совершенства, и его яснейшая логика, – это все признаки сверхчуткости, причем сразу к трем главным сферам человеческого сознания: к истине, добру и красоте, скажем так, по Платону. 

Эти три вещи связаны, но не сводятся друг к другу. Бывает обостренное чувство красоты, либо только эмпатии, либо только истины. Бывают две таких чуткости в одном человеке. Но сочетание всех трех – крайняя редкость. Конфуций и есть такая редкость; именно поэтому он, а не кто-то другой выдержал проверку сверх-турбулентной китайской историей и стал в ней мыслителем и человеком номер 1, вне конкуренции. 

Во-вторых интересен сам этот жанр Шао. Найти подробные и удобочитаемые тексты о нем я пока не смог (по-китайски больших текстов не читаю, а переводчик с китайского несет страшную околесицу). Единственное упоминание – в вики-статье об императоре Шуне: пишут, что он создал оркестр из 9 инструментов (а это колоссальное событие в истории музыки; напомню, это 23-22 вв. до н.э.! чуть позже пирамиды Хеопса) и, кажется, сам сочинял для него музыку (из других монархов-композиторов мне на ум приходит только Иван Грозный; флейтисты-любители вроде Фридриха Великого – не в счет). 

В-третьих, интересна сама эта эпоха Пяти Императоров, и особенно личности Яо, Шуня и Ю, которых Конфуций считал самыми совершенными людьми в истории. О них чаще всего пишут с позиций гиперкритицизма – как о заведомых «мифах».

Я уже писал, что я думаю о гиперкритицизме и о плебейской убежденности в том, что если пишут хорошее о ком-то – значит, врут, а настоящая правда – это непременно какая-нибудь пакость. Ничего, кроме низости и глупости самого рассуждающего, эти рассуждения не выявляют. Я думаю, что если какая-то личность оставила в истории такой яркий след и запомнилась с таким восхищением и благодарностью; если личность на протяжении многих веков после смерти влияла на культуру и мышление страны и описывалась с таким количеством не-мифологических деталей (наряду с явно сказочными, конечно), то здравый смысл подсказывает, что к этому можно отнестись серьезно и с доверием. А доверие – признак не дурака, а мудреца, если вы не знали.

Как работают механизмы мышления, соотносящие миф (настоящий миф, а не журналистский «миф» в смысле «вранье») с историей, и вообще – что такое миф, лучше всего описано у Томаса Манна в «Иосифе и его братьях», никакой историк и культуролог тут не достиг лучшего понимания. Все желающие это понять – на первый-второй рассчитайсь! и марш читать «Иосифа».

А император Шунь запомнился прежде всего качествами и поступками, близкими конфуцианской философии. Там практически все качества истинно-благородного человека: скромность, трудолюбие, эмпатия (вплоть до христианской святости: прощение людей, которые пытались его убить) и реформы страны, основанные на ли, ритуалах. Культурные формы как инструмент объединения страны и воспитания человечных нравов.

Естественно, «жития» таких людей обрастают фантастическими деталями и упаковываются в привычные жанры типа волшебной сказки («Жил-был отец, и было у него три сына...»), но от этого их достоверность в целом не должна подвергаться сомнению. Читать подобные истории с кривой ухмылкой циника («ха! рождественские байки! сказки для легковерных!») – значит, ничего не понимать в жизни. Совсем ничего.

Маятник Геродота

Десять лет уже скоро, как тяжба идет,
Как Приама Атриды позвали на суд,
Двупрестольная, Зевсом спряженная мощь,
Менелай с Агамемноном братом...

Это начало парода (выхода хора) в «Орестее» Эсхила, один из красивейших текстов античности. В чеканном, мощном переводе С. Апта (великого переводчика, особенно немецких текстов).

Младший современник Эсхила, Геродот начинает свою книгу о греко-персидских войнах с предыстории азиатско-европейских конфликтов, которая развивалась маятником взаимных обид и возмездий: то Европа атакует Азию, то наоборот. Самые страшные из этих конфликтов – нападение коалиции на Трою и нападение Ксеркса на Грецию. А один из первых недружественных актов – похищение Зевсом финикийской принцессы Европы (миф о происхождении европейской культуры от азиатской).

Самое интересное, что недавняя история вернулась к геродотову циклу, и теракт 9/11, и афганская или иракская война – это новый маятник взаимной мести. Особенно выразительна Иракская война: та же «двупрестольная мощь», Буш с Блэром-братом; та же эллинская коалиция, «позвавшая на суд» Приама-Хусейна, та же бессмысленная война, не принесшая никому настоящей радости победы.

Это и есть иллюстрация того, как работает миф. Миф - не неправда, а в каком-то смысле бОльшая правда, чем пресловутый "исторический факт", потому что миф управляет фактом, заставляет его случаться снова и снова. И миф азиатско-европейского маятника, описанный Геродотом, работает в средиземноморских головах уже более 3000 лет, как минимум с Троянской войны.