Дохлая муха и масло во рту

"It would be no description of Mr Pecksniff's gentleness of manner to adopt the common parlance, and say that he looked at this moment as if butter wouldn't melt in his mouth. He rather looked as if any quantity of butter might have been made out of him, by churning the milk of human kindness, as it spouted upwards from his heart." (Charles Dickens' Martin Chuzzlewit)

Можно подумать, что шутка про масло, такая 100% диккенсовская, – его изобретение. Увы, только наполовину. Поговорка he looks as if butter wouldn't melt in his mouth известна как минимум с 1530 года, и значит вести себя крайне невозмутимо, с холодной сдержанностью (так что масло от холода не тает). Но также с примесью прикидываться дурачком.

В испанском для похожей цели используется hacer la mosca muerta, изображать дохлую муху, делать вид, что ты ничего не понимаешь и вообще ни при чем. ("I didn't do nothing", как говорят чернокожие преступники в американских фильмах.)

А просто дохлая мушка, la mosquita muerta, значит лицемер, притвора, «в тихом омуте черти водятся», тихий на вид и способный на предательство или буйство.

E non voglio più servir!

Es ist genug, «с меня довольно!» – популярнейший мотив немецкой лютеранской поэзии – усталость от жизни, тяжелой и полной несправедливостей, мольба о смерти как освобождении от непосильной ноши. Я разбирал подобные стихи, например, тут и тут. Неудивительно, что мотив этот – вечный и повсеместный; людям свойственно уставать и отчаиваться. Освежающая прохлада смерти манила и древнеегипетских, и древнегреческих авторов. 

Самый-пресамый классический образец молитвы об освобождении – это первые слова «Орестеи» (единственного сохранившегося полного цикла из трех трагедий; все остальные трагедии – обломки). Стражник на крыше аргосского дворца уже десять лет ждет сигнального огня о взятии Трои. Он устал и от тяжелой службы и от тяжелых мыслей о нехороших делах, творящихся под крышей дворца. 

θεοὺς μὲν αἰτῶ τῶνδ᾽ ἀπαλλαγὴν πόνων... 

Или, как переводит Апт: 

Молю богов от службы этой тягостной
Меня избавить... 

Самым пышным цветом этот мотив расцвел, повторяю, у поэтов немецкого барокко. Но европейская культура не была бы собой, если бы не снабдила эту мрачную тему ее комическим, пародийным двойником: это нерадивый слуга, жалующийся на свою службу и каждый день порывающийся с нее уйти. Но, естественно, всегда остающийся.

В этом жанре не создано ничего лучшего, чем полу-ария Лепорелло в Don Giovanni Моцарта, «Не желаю более служить», – это самое начало, сразу после увертюры. Моцарт умел играть стилями не хуже Малера (просто это сейчас уже не так хорошо слышно), умел «обезьянничать», писать музыку пародийную: нарочито вульгарную, глупую, жеманную, сентиментальную, грубую, лживую и даже неумело сочиненную и неумело сыгранную (см. «Секстет деревенских музыкантов», он же «Музыкальная шутка»). И ария «Notte e giorno faticar» тоже написана нарочито грубо и нескладно, с тупыми повторениями и нелепыми переходами. Смесь тупости и напыщенности: осел изображает льва.

Опера написана в итальянском жанре и по-итальянски; но ее немецкие и австрийские слушатели не могли не слышать пародийности: мрачные лютеранские стихи, которые постоянно поются в любой церкви, вроде «С меня довольно» или «О сколько мне еще томиться, В тревоге сколько сердцу биться...» вдруг звучат с гримасой дьявольской насмешки: «Больше не хочу служить!»

"Tyler Simpson, Leporello: "Notte e giorno faticar..." (English Subtitles)" (Watch on YouTube)

Там, правда, есть еще красный революционный мотив «из грязи в князи»: не хочу быть простым слугою, а хочу быть владычицей морскою: Voglio fare il gentiluomo, e non voglio più servir. Лепорелло как первый революционный матрос (вторым была старуха-рыбачка):

Notte e giorno faticar
per chi nulla sa gradir;
piova e vento sopportar,
mangiar male e mal dormir!
Voglio fare il gentiluomo,
e non voglio più servir,
e non voglio più servir,
no, no, no, no, no, no,
non voglio più servir.
Oh che caro galantuomo!
Vuol star dentro colla bella,
ed io far la sentinella,
la sentinella, la sentinella!
Voglio far il gentiluomo,
e non voglio più servir,
e non voglio più servir,
no, no, no, no, no, no,
non voglio più servir!