die Jakobsleiter

贈 цзен, значит «дар, подарок», а также «посмертные почести умершим». Стихи Ван Вэя говорят о разлуке с его другом Пэй Ди, причем, скорее всего, не случайной, а конфликтной; что-то случилось.

Перевод дался трудно; он потому и пролежал много месяцев: не мог понять какие-то выражения, и все. Я и сейчас не во всем там уверен. Но уж пусть.

Стихи начинаются красивым повтором: как будто начал говорить... запнулся... снова начал с тех же слов. «Рукава разделились» – традиционная формула разлуки.

***

Ван Вэй. В дар Пэй Ди

друг друга    не видим    мы

друг друга    не видим    мы    очень    давно...

день    за днем     направляясь    к истокам    ручья

вспоминаю    всегда     едины    рука    в руке

а рука    в руке    коренится    в едином    сердце

снова    вздыхаю    разделились    вдруг   рукава...

друг о друге    память    сегодня    она    такова

друг о друге    тоска    глубока...    или не    глубока...

Получилось, наконец, сделать идеально точную копию китайских стихов английскими словами. И порядок слов, и рифмовка, и односложность (в каждой строке 5 слогов), и примерно та же степень аграмматичности и загадочности. Только надо учитывать, что для китайского уха такое привычно, а для английского нет. В ХХ веке, отчасти под влиянием китайцев, поэты стали писать подобные стихи – словесные созвездия, образно-понятийные кристаллы. Эзра Паунд, например, вполне сознательно искал подобия китайской поэтической технике (imagism, ideogrammic method).

Это Ван Вэй и Пэй Ди, 11-я пара из Ванчуанского цикла. Мой перевод на русский был здесь. Два примечания: «сяо» в первой строке – бамбуковая флейта; «длинный свист» в предпоследней строке – особая даосская практика. Итак, внимание!  Если хотите знать, как звучит китайская поэзия, вот вам точнейший перевод на свете: 

11 

yī lake 

wang wei 

play    xiao        stand    high    bank
sun    set        leave    my    lord
on    lake        one    look    back
blue    hill       wear    white    cloud 

same song 

pei di 

space    vast        lake    glass    wide
blue    gleam       sky    hue    like
moor    boat        one    long    whistle
four   sides        come    cool    breeze 

Глаголы тут звучат скорее императивом, оригинал этого не предполагает. И это единственное неудобство. В остальном – китайские стихи именно таковы. Прояснение смысла доверено читателю. Более привычный европеизированный перевод «с прояснением» мог бы звучать так:

I play xiao-flute, standing on the high bank.
The sun sets. I am saying goodbye, my lord.
I turn my head back and look over the lake once again:
Blue mountains are wrapped in white clouds. 

The space is vast, and the water surface of the lake is endless.
The blue glimmering [of waters] is the same as the hue of heaven.
I moor my boat and make one long whistle;
From all four sides, as a reply, comes cool breeze.

19. Лаковая роща 

Ван Вэй

этот    древний         гордым    чиновником    не был  
себя    считал         недостойным    страной    управлять
однажды    нанялся         на одну    ничтожную    службу
в пестрой    листве         деревьев    стволы    считать

 

Пэй Ди

любовь    к безделью         в привычку    давно    вошла
так    получилось         что давний    обет    исполнен
нынче    весь день         в лаковой    роще    гуляю
со старым    Чжуаном         в радости    снова    един  
 

Возвращаюсь к Ванчуанскому циклу. Перевод – сырой, еще буду думать. Но пусть уж повисит. Надо двигаться вперед. Работа над циклом застопорилась несколько месяцев назад: навалилась удаленка и превратилась в удушенку. А еще я застрял потому, что 19-я пара была непроходимо трудной, ничего не получалось. И я отложил.

Сейчас, после очередного паломничества по китайским блогам, удалось найти зацепку. А потом глянул и другие переводы (советские и итальянские – единственные приличные), и там это тоже подтвердилось. Из чтения одного лишь текста я этого извлечь никак не мог. Оказывается, в стихах упоминается Чжуан-цзы, автор 4-го века до н.э., классик древней литературы. Вместе с «Дао дэ цзин», его книга «Чжуан-цзы» – это библия даосизма. Но написана она не супер-сжатыми афоризмами, а красивыми байками-притчами. Это очень хорошая литература, хотя к философской силе таких баек я отношусь, мягко говоря, без энтузиазма. Вот тут неплохой перевод Малявина. (Вот еще прямая ссылка на пдф.) По одному только слову «Чжуан» (с множеством значений) появившемуся в поэме Пэй Ди, я не смог опознать намек. А историю Чжуан-цзы не знал.

Он, оказывается, не хотел делать чиновную карьеру (об этом – первые слова Ван Вэя); по одним сведениям – потому что считал себя недостойным и неспособным; по другим – потому что презирал государственные дела как таковые. Он, как и полагается классику даосизма, в своих текстах воспевал праздность, вольную жизнь и социопатию и заочно полемизировал с Конфуцием. Единственная служба, на которой он случайно оказался, это смотритель сада лаковых деревьев. (Про лаковые деревья и добычу лака я подробно писал здесь.) Соответственно, когда Ван Вэй и Пэй Ди во время своих прогулок попали в лаковую рощу, они сразу вспомнили Чжуан-цзы и писали свои поэмы – и о его скромности, и о его праздности.

Ван Вэй

В горных лесах
                зацветает      красный      гибискус:
В кронах     деревьев   
                чашечки      цветов      раскрываются.    
В ущелье     у ручья –
                дом:     безлюдный,      одинокий.
Один     за другим,  
                лепестки     распускаются –     и осыпаются. 

Пэй Ди

Зеленеет     на склоне
                трав     весенних     покров.
Обезьянка     остановилась,
                сама      с собой      заигралась.
Магнолия      вокруг
                разливается      изобилием       цветов.    
Пестрота      их красок
                с красным     гибискусом     смешалась.

*** 

Ясно, что это прежде всего пейзаж, а не символическая картинка. Ван Вэй как поэт вошел в китайскую историю своей «живописью в поэзии» (а как художник – «поэзией в живописи»). И Ванчуаньский цикл «взаимных стихотворений» Ван Вэя и Пэй Ди – это прежде всего живопись в стихах. Но, как любители даосской и буддистской философии, оба строят над пейзажами второй этаж – аллюзий, намеков, символов. Не придумывают их, а стараются увидеть в окружающем мире природы.

Намеки Ван Вэя тут понятнее: бесконечная череда распускающихся и опадающих лепестков – все это обычная пульсация жизни, смены поколений, от радостного массового цветения юности до умирания в одиночестве и забвении (заброшенный дом). Намеки Пэй Ди мне не очень понятны: возможно, тут мотив покрывала (весенние травы на холме), переходящий в пестрое многокрасочное цветение – это иллюзорное «покрывало Майи», разноцветный, но обманчивый монитор псевдо-реальности, любимая буддистская тема. Задержавшаяся на этом фоне обезьянка, играющая сама с собой, – возможно, символ одинокого человека, «на минуточку» задержавшегося в этом мире.

Я долго не мог решить, перевести ван-сунь 王孫 как «обезьянка» (макака) или буквально: «царские внуки», «потомки аристократии», «юные аристократы»; сейчас я склоняюсь к первому варианту. У меня были сомнения,  использовалось ли выражение王孫 в эпоху Пэй Ди (8-й в.) в значении «обезьяна / макака». Но сомнения исчезли, когда я узнал, что оно не просто было, но и было литературно знаменитым: у поэта 2-го века Вань Ян Шоу есть полушутливо-полусерьезная «Ода о макаках», ван-сунь-фу,  王孫賦, именно с этим странным обозначением макак как "царских внуков"...

Ван Вэй
 

Прозрачна,    неглубока

                быстрина    у Белого    камня.

Осока    зеленая:

                клонится –    хоть коснись    рукой.

Со всех    сторон

                жилища     стоят     у реки.

Полотна    и пряжу

                полощут    под яркой    луной.
 

Пэй Ди
 

Карабкаюсь    на камень,

                подбираюсь    к самой    воде,

Играю    с волной,

                не зная    предела    радости...

Солнце    садится,

                над рекой    становится    холодно.

Плывут    облака,

                монотонные,    лишенные    красок. 

_______________________________________

Тут, конечно, у Пэй Ди получилось лучше: раскованно, живописно, даже кинематографично, несмотря на его обычное пристрастие к глубокомысленным символам. Стихи Ван Вэя, наоборот, вышли более книжные, но по-книжному они хороши: дневной образ Белого камня переходит в ночной образ белой луны; дневные заросли осоки и камыша переходят в ночные холсты и пряжу. И литературная игра: например, намек на историю Си Ши, одной из четырех легендарных красавиц, при виде которой рыбы тонули в пруду. Она была обнаружена королем Юэ во время стирки белья у реки, в бедной деревушке. 

Потом, как я уже писал, она сыграла важную роль в борьбе между царствами Юэ и Ву. Си Ши была «подарена», т.е. заброшена как honey-trap диверсант во дворец князя У, который завоевал княжество Юэ. Она свела князя с ума, привела его дела в расстройство: в нем развилась ревнивая подозрительность, он начал убивать приближенных, и княжество впало в кризис. И тогда князь Юэ нанес удар и вернул свое княжество. И потом возвратившаяся с задания Си Ши провела с ним остаток жизни в лодке: они плавали, как призраки, по озеру Тайху. Китайская версия "Летучего голландца".

"Отмель" или "быстрина" имеется в виду в названии, сказать трудно. Отмель звучит в русских стихах лучше; но правильнее, кажется, быстрина: т.е., место где камень или скала сужает речной поток, и вода бежит быстрее. Отсюда у Пэй Ди игра с волной (сидит на камне и болтает ногами); на простом мелководье никакой волны бы не было. Возможно, место это выглядело как-то так:

Еще один диалог перевелся. Только с названием непонятно. Не я один сомневаюсь: у других переводчиков тоже полный разнобой.

Тут много сдвоенных иероглифов, и я их аккуратно сохраняю: в 1-2 строках у одного (свищет-свищет, плещет-плещет), в 3-4 у другого (широка-широка, время от времени).

У обоих есть (видимо, символические) образы птиц, испуганных ветром и дождем, и жмущихся к земле/берегу/людям. А еще тут есть несколько красиво пропущенных существительных (у Ван Вэя особенно), и вставлять подразумеваемые «ветер» и «поток» я посчитал бестактным.
Это те самые 風流, фэнь-лю «ветер и поток», которые в даосизме считаются символом чувства, которому человек отдается вольно и беззаботно. Они настолько самоочевидны, что об их присутствии догадается любой; и Ван Вэй посчитал, что гораздо выразительнее прозвучит их дразнящее отсутствие. При этом, речь идет об осени, т. е. старости... Итак,

Поток у дома Луаня (или: Поток у дома с луаневыми деревьями, т.е. кельрейтериями?)

Ван Вэй

Свищет,     свищет      

                    посреди     осеннего     дождя.

Плещет,     плещет,        

                    по камням     скользит,      сбегает.

Бьются     волны,        

                    обдавая     брызгами     друг друга.

Цапля     белая

                    испуганно     на землю     слетает.

Пэй Ди

Шум     воды

                    разносится     высоко     над берегами.

Иду     вдоль реки

                    на юг,     к переправе     нижней.

Широка,     широка;

                     утки     и чайки     пересекают,

Но время     от времени

                    тянутся      к людям     поближе.

Ван Вэй

Играю      на флейте,

                    поднявшись       на берег      высокий.

Солнце      заходит.

                    Мой друг,      я прощаюсь      с вами...

Над водами      озера

                    взгляд      обращаю      назад:

Синие       горы

                    окутаны      белыми       облаками...




Пэй Ди

Широкий      простор.

                    Бескрайние      воды      озера.

В их синем       мерцании

                    повторился      небесный      цвет.

Причаливаю       лодку,

                    издаю      протяжный       свист:

Со всех      сторон

                    прохладой      веет       в ответ.

Ван Вэй
 

Легкая     лодка.     

                    Дорогого     гостя     встречаю.

Медленно,     медленно     

                    по озеру     сюда     приближается...
 

Мы сидим     в беседке.     

                    Перед нами     кувшин     вина.

Со всех     сторон    

                    лотоса     цветы     раскрываются.

 

Пэй Ди
 

Мы сидим     в беседке.     

                    Сияет     озерная     рябь.

Одинокая     луна:     

                    вперед     плывет –     и возвращается...
 

У входа     в долину      

                    раздаются     крики     обезьян.

Ветер их     разносит.    

                    Отзвуки     до нашей двери     добираются.
 

*** 

Этот диалог написан «плотнее»: это уже не два стихотворения на одну тему, а почти одно стихотворение. Рифма использована одинаковая. Пэй Ди повторяет некоторые слова Ван Вэя (они выделены красным и фиолетовым; правда, красный иероглиф не удалось перевести одинаково). Также варьируются образы: у Ван Вэя лодка плывет по озеру, у Пэй Ди – луна по небу (выделил курсивом). У Ван Вэя к беседке приближается лодка, у Пэй Ди – до беседки долетают крики обезьян. У Ван Вэя беседка окружена цветущим лотосом; у Пэй Ди – сиянием водной ряби под лунным светом.

Ван Вэй 

Из абрикоса узорного –    опоры и балки срубили.
Из лимонной травы –    соломенную крышу сплели...
Не знаю: возможно,    облако, проникшее под стропила,
Улетит и прольется    дождем над землей и людьми?.. 

Пэй Ди 

Далека, так далека    беседка из узорного абрикоса.
Поднимусь, вскарабкаюсь;   а на следующий день – опять...
С севера – хребет,   а на юг – озера лежат;
То вперед смотрю,   то вновь оглядываюсь назад... 

***
 

Беседка для созерцания – постоянный атрибут китайской культуры; она часто появляется в стихах. Беседка из стихов Ван Вэя и Пэй Ди – высоко в горах, поэтому у нее под крышей может легко оказаться клочок облака. О нем и пишет с удивлением Ван Вэй. 
 

На мой взгляд, в сосредоточенной предметности, в «материализме» Ван Вэя, в его внимательном разглядывании абрикосовой древесины, соломы из пахучей лимонной травы и облака, наплывшего на беседку, – гораздо больше «духовной» глубины, чем в многозначительной двусмысленности Пэй Ди. Символизм такого типа мне всегда казался поверхностным (хотя сам Пэй Ди мог быть человеком глубоким). Этот символизм – вроде басенного жанра: лисы, вороны, медведи и мартышки не интересуют автора, ему важна только «мораль». 

Образ, который существует только для того, чтобы его раскусить, как орешек, и поскорее добраться до «смысла», до «морали», неубедителен. Действенны только те образы, которые созданы ради них самих, выписаны со всей живописной отдачей. Если они играют дополнительными смыслами – прекрасно. Если нет – никакой потери. 

***
«Узорный абрикос» 文杏 – это не сорт дерева, а сорт древесины; у нескольких видов абрикоса она пестрая и узорчатая на срез. (文 вэнь – это рисунок, паттерн, узор, тату, письменность, культура, цивилизация.) Другой вариант понимания: это тонко обработанная, отшлифованная («изящная») древесина абрикосового дерева; но это бессмысленно, ибо такая используется не для беседок и павильонов в горах, а для мелких домашних изделий, шкатулок, украшений, музыкальных инструментов (в Армении из нее делают дудук). Третий вариант понимания – что это не дикий абрикос, который еще встречается в Китае, а «культурный» (文), садовый. Четвертый вариант, который часто встречается у китайских и американских блогеров, - это что речь идет не об абрикосе, а о дереве гинкго, которое вообще пишется с другим первым иероглифом (银杏). Мне трудно быть судьей в этом споре, я просто решил выбрать первый вариант.

Мэнчэнская долина 

Ван Вэй

Мой новый дом      у входа в Мэнчэнскую долину.
Из старых деревьев      остались лишь чахлые ивы.
Тот, кто придет:      спросит ли, кого он сменил?
Напрасна печаль      о тех, кто в прошлом тут жил*. 

Пэй Ди 

Поставить дом      под старой стеной, в низине;
Иногда взбираться     на холм над старой стеной.
А старая стена –      уж не та, что была когда-то.
Так и новые люди:      придут и уйдут чередой. 

______________________

* Возможно, тут намек на то, что полвека назад в этих местах жил поэт Сун Чжи-вэнь (c. 660–712), отладивший форму рифмованного четверостишия цзюэ-цзу, 絕句, в которой, кстати, и написаны эти стихи Ван Вэя; конечно, Сун Чжи-вэнь не первый писал катренами по 5 или 7 знаков в строке; но именно он сделал из него классический стандарт: отточил систему рифм и порядок тонов. 
______________________

Довольно трудные стихи для перевода, при сравнительно простой тематике. И у переводчиков, я гляжу, очень широкий разброс вариантов, иногда – до неузнаваемости. Это самый первый «дуплет» из 20, из цикла совместных опусов Ван Вэя и Пэй Ди. Я совершенно не уверен в правильности моего перевода; но это единственный вариант, при котором идея смены поколений и понятия старого и нового работают согласованно. 

Т.е., тема стихов – традиция, встреча старого и нового, передача эстафеты. Новый дом в старом городе. Новый человек в старой культуре. Плюс – конечно, буддийская тема преходящести и смертности. 

Мэнчэн: сегодня существует такой уезд, но пишется он другими иероглифами, так что я не знаю, имеет ли он отношение к стихам. Мэн – вообще значит: старший брат, старший, ранний; чэн значит город или городские стены, вал, крепость. В стихах Ван Вэя Мэнчэн – это явно название, а Пэй Ди его обыгрывает в трижды (!) повторенной фразе старые (древние) стены, заменив иероглиф мэн-старший на гу-древний (старинный, старый). 

Ван Вэй то ли купил старый дом, то ли построил новый на старом участке. Деревья для него важны; но из старых остались только полузасохшие ивы. Он думает о будущих владельцах этого дома: задумаются ли они о предшественниках? Очевидно, нет. Ну и мы не будем понапрасну печалиться о прежних жильцах.  

Пэй Ди в своем отклике развивает тему нового и старого: новый дом у стен старого города и смена поколений людей. Последнее выражение «придут и уйдут» иногда переводят так, что современные люди разгуливают взад-вперед по остаткам стены (или вала). Это, конечно, вздор. Ван Вэй говорил о разных поколениях владельцев дома; Пэй Ди в ответ показывает на полуразрушенные стены («уже не те, что когда-то») и говорит, что люди точно так же приходят и уходят.  Это мне кажется единственно разумным решением. 

Навязчивое троекратное повторение старых стен звучит странно; но таков уж его риторический прием. Пара противоположностей вниз/вверх, которые я перевел в низине и на холме, - это хорошая перекличка с понятиями приходят и уходят.

孟城坳 

王維 

新家孟城口，古木餘衰柳。
來者複為誰，空悲昔人有。

裴迪 

結廬古城下，時登古城上。
古城非疇昔，今人自來往。

Кизил на берегу

Ван Вэй

Созревают ягоды:     есть зеленые, красные.
Как будто снова:     дерево цветет, весна.
Если в горах     погостить у меня останешься,
Поставлю тебе     кувшин кизилового вина.

Пэй Ди

Плывут ароматы,     мешая перец с корицей;
В ткань листвы     луан и сандал вплетены.
Солнцу сквозь тучи     порой удается пробиться;
Но все же холодно     в мраке лесной глубины.

Луан – это китайское название дерева; по-русски это "кёльрейтерия метельчатая", названная в честь Иоганна Готлиба Кёльрёйтера, немецкого ботаника. Вставлять ее в китайский стих у меня не поднялась рука.

И опять видна все та же разница. Пэй Ди очень подробен, даже виртуозен в деталях описания и очень прозрачно намекает на человеческую жизнь (редкое солнце, темная чаща, холод и потерянность, смесь ароматов = поверхностных удовольствий и т.д.). Ван Вэй дает более обобщенный, монументальный образ. И тон у него проще, сердечнее.

Стихи, которые я выкладывал в последние дни, входят в цикл поэтических диалогов Ван Вэя и Пэй Ди: катрен одного + катрен другого, и таких пар всего 20. В предисловии к сборнику Ван Вэй пишет, что стихи написаны в тех местах, которые упомянуты в названии.

Вот №2, «На холмах Хуанцзы». Я уже приводил катрен Ван Вэя, теперь их перекличка полностью:

Ван Вэй 

Птицы летят,      тянутся вдаль бесконечно.
Гор череда      снова в осенних тонах.
То вверх, то вниз –      иду по холмам опустевшим:
На сердце тоска,      как никогда, сильна. 

Пэй Ди 

Солнце заходит.      В соснах поднялся ветер;
Бредем домой.      Появилась роса на траве.
Свет облаков      отражается в каждом следе,
Горная зелень      касается наших одежд. 

(У последней строки есть другой вариант перевода, более замысловатый: зеленая «дымка» горных рощ, через которые они идут, отсвечивает на одежде, как бы покрывает ее легкими штрихами зеленого. Зелень прошлась легкой кистью по одежде, оставила зеленые пятна.) 

Интересно сравнить двух поэтов в момент их диалога. У обоих главная тема – буддийская: осенний пейзаж как напоминание о человеческой смертности. 

Пэй Ди старается быть очень точным в деталях пейзажа. Освещенные закатом облака так сияют, что их свет мерцает в следах обуви. Зелень с шелестом касается одежды идущего (либо окрашивает ее легкими штрихами). Он пытается показать связь пейзажа и человека более прямыми намеками: солнце заходит – человек тоже «заходит», т.е. идет домой (возвращается в нирвану); ветки растений касаются одежд человека, небесный свет отражается в его следах. Ван Вэй пишет проще и монументальнее. Он рисует широкими мазками пейзаж, а потом говорит о своей меланхолии: перелетные птицы, горы, осень, бесцельная ходьба по холмам, тоска.