Фридрих Рюккерт потерял сразу двоих детей, трех и пяти лет (они умерли от скарлатины). Чтобы справиться с тем, с чем справиться вообще-то невозможно, он писал об этом стихи. Их было много (428 стихотворений), писаны они «в стол», только для себя, и опубликованы посмертно как Kindertotenlieder, «Песни об умерших детях».
Писатели, как известно, выписывают из себя проблемы, выносят из себя, объективируют их. Это могут быть навязчивые мысли о самоубийстве («Страдания юного Вертера») или просто кошмарные наваждения («Нос», «Мертвые души»). Но никогда до Рюккерта темой писательской самотерапии не была смерть собственных детей.
В предыдущие века, когда смертность детей была высокой и привычной, переживания, скорее всего, были не такими сильными. Ну или мы просто о них не знаем. Бах имел 20 детей, из которых в детстве умерли 10. Как он это пережил? Без особых страданий? Или тоже "выписывал" из себя боль в своих кантатах? В Рождественской оратории есть много арий, полных печальной интимности и горькой теплоты, когда речь идет о младенце Иисусе. Это его вариант "песен об умерших детях"? Невозможно сказать.
Но в следующую эпоху, в XIX веке, с подъемом медицины, дети стали умирать реже, и тогда их стали внимательнее наблюдать с раннего возраста, относиться к ним более лично. Появился интерес к особому миру детства, детская литература, детская педагогика. Но и смерть детей теперь стала переноситься тяжелее.
Рюккерта смерть детей не сломала (он прожил еще более 30 лет и не перестал работать), но сильно изменила. Его тайные стихи из Kindertotenlieder звучат иначе, чем его поэзия для публикации. При всей его профессорской искушенности, они просты до косноязычия, лишены красот слога, иногда кажутся юродствующими. Ритм «неуклюж», как у деревенского поэта-самоучки.
Но это не неуклюжесть, а новый «трудный» стиль. И это не юродство: простая серьезность каждого слова тут выстрадана, выцарапана у боли. Вообще, эти стихи очень трудно читать, боль из них торчит, как кость из открытого перелома.
И это все (для меня) признаки настоящего поэта. И то, что он не отделяет боль от поэзии, но и то, что он не бежит продавать ее на рынке, не страдает напоказ. А пишет стихи для себя, потому что это его естественное состояние: он так живет, он так выживает в своей личной катастрофе.
Вообще, это очень мощная и необычная поэзия. Так уже получается, что на личном горе искусство процветает лучше всего. (Миф об Орфее связал эти две вещи раз и навсегда.) Музы – всегда немножко некрофилки и падальщицы.
Мой перевод тороплив, ибо работа не дает отвлекаться надолго; но он старается быть точным и по смыслу и по ритму (что особенно важно, ибо гладко-попсовых ямбов «как стих без смысла в песне модной» тут нет и быть не должно). Нарочитое косноязычие я тоже пытался передать, без него стихи не работают, «не болят». Ритмическую «неровность» я показал удлиненными пробелами.
Пять песен Малера на стихи из Kindertotenlieder можно послушать здесь. Мои переводы – первая и последняя песня этого цикла.
Наутро солнце так ярко лучилось,
Как будто ночью беды не случилось.
Но беда – настигла меня одного;
А солнце – оно для мира всего.
Тебя в темноту эта ночь тянет.
Но пусть – она в вечный свет канет!
Светильник в доме погас у меня.
Радости свет, я славлю тебя!
***
В такую погоду, в ветер и стужу
Я б детей никогда не послал наружу!
Их просто вывели погулять,
А я не смог ничего сказать!
В такую погоду, в стужу и ветер,
Я бы их не пустил ни за что не свете!
«Они заболеют!» – подумал бы я.
А теперь бесполезна забота моя.
В такую погоду, в холод и мрак,
Я бы их за порог не пустил ни на шаг.
«Они завтра умрут!» – испугался бы я.
А теперь напрасна тревога моя...
В такую погоду, в хаос такой
Детям нельзя во двор ни ногой!
Их просто вывели погулять,
А я не смог ничего сказать!
В такую погоду, в бурю такую, в ужас такой
Они, словно дома у мамы, нашли покой:
Там ветер их не пугает;
Там божья их длань защищает.
( Original texts )![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
