die Jakobsleiter

張旭, Zhang Xu, Чжан Сюй, поэт VIII века, был разгильдяем и пьяницей. Он числился в Восьмерке Божественных Винопойцев, двое из которых уже были в этом журнале: Ли Бай (Ли Бо) и Хэ Чжичжан. Он писал отличные стихи (одно из них я сейчас перевожу; но из-за занятости и усталости все идет медленно), но больше был известен как каллиграф, изобретатель "курсива", травописания (grass script). И потому считался не только одним из восьми божественных пьяниц, но и Траво-божественным 草聖, или Свято-травцем. И, разумеется, "чокнутым Чжаном", как же без этого.

На фоне сверх-регламентированной китайской культуры подобные люди становятся знаменитыми исключениями (ибо и вообще нарушение ритуала ценится только на фоне ритуала; без такого фона это просто дикарство). О его реальной жизни почти ничего не известно, зато легенды - есть.

Например, о том, что он напивался до беспамятства, брал "расческу", т.е. щетку для волос, и начинал ею вдохновенно рисовать свое травописание. Наутро трезвел, с восторгом разглядывал сделанное, но повторить уже не мог.

Сохранилось некоторое количество текстов, написанных его рукой,

"...рядном сквозных, красивых
Трепещущих курсивов..."

Я не могу разобрать почти ничего. И даже не понимаю этой красоты. Но ценится она очень-очень. Идея, видимо, в том, чтобы рукопись выглядела как "свободный полет руки". И да, конечно, смысл искусства в том, что "искусственное притворяется естественным". Но все равно, мое эстетическое развитие пока не дотягивает до того, что творит Травобожественный Чжан Сюй:

Лу Тун. Семь чашек 

Первая   чашка        губы   и горло   промочит;
Вторая   чашка        одиночества   боль   смягчит;
Третья   чашка         в иссохшем   нутре   поищет,
Но лишь книги   найдет,        пять тысяч   свитков   книг. 

Четвертая    чашка        пробьет    потихоньку    пóтом;
И все,    что было        несправедливого    в жизни,
С потом    из пор        полностью    выведет    прочь. 

Пятая   чашка        кости    и плоть    очистит;
Шестая   чашка       к бессмертным    тебя    приблизит;

А седьмую   чашку       уже   и пить    невозможно;
Только   чувствуешь:      где-то   подмышкой    родится
И обвевает      свежестью         легкий    прохладный    бриз.

На гору   Пен-лай –        вот    куда бы   вернуться,
оседлав   этот бриз,       хотел     Ю    Чуань цзы...

***

Ю Чуань цзы («сын яшмовой реки»?) – поэтический псевдоним Лу Туна (790–835), который известен тем, что посвятил жизнь теоретической и практической разработке темы чаепития. Где речь идет о китайской чайной церемонии, там непременно будет упомянут Лу Тун и процитировано стихотворение "Семь чашек".

Пен Лай – мифологический скалистый остров, на котором обитают бессмертные, и на который собирался, но так и не доплыл Цинь Шихуанди. (Впрочем, сегодня его уже отождествили с реальным островом и возят туда туристов.) Вот картина «Пен-лай, остров бессмертных» Юань Цзяна (1671 – 1746). Дворцовая площадка на фоне трехмерно бушующего океана очень хороша.

 

Косыми лучами         деревню закат освещает,
По улочке узкой        стадо домой бредет.
Деревенский старик        малыша-подпаска встречает:
Опираясь на посох,        стоит у калитки, ждет. 

Фазаны кричат         в колосящейся густо пшенице,
На редких листьях       сытый спит шелкопряд.
С мотыгами на плечах,         землепашцы спешат воротиться,
А встретясь – болтают,          расстаться никак не хотят... 

Завидую их покою         из жизни столичной своей
И с горечью напеваю         старинную песню «Шивэй».

*** 

Китайская поэзия любит любит переклички, аллюзии и цитаты. «Шивэй», на которую сослался Ван Вэй - это песня из фольклорного сборника «Книга песен», изданного Конфуцием. Ключевая идея – и старинной песни, и стихотворения Ван Вэя – возвращение; и, как говорят китайские комментаторы, оба эти текста в китайской культуре вспоминатся в трудной ситуации, когда появляется ностальгия и желание вернуться. Песня «Шивэй», судя по всему, солдатская: описывает ропот солдат, которых князь завел в малоприятные места. Вот ее приблизительный перевод (точный сделать трудно): 

Ничтожны мы! Ничтожны мы!
Почему бы нам не вернуться?
А ничтожны мы из-за князя:
Почему мы здесь, среди сырой росы? 

Ничтожны мы! Ничтожны мы!
Почему бы нам не вернуться?
А ничтожны из-за самого князя:
Почему мы здесь, среди грязи такой? 

Почему бы нам не вернуться? - именно ради этих слов вспоминают и цитируют «Шивей». 

Мотив возвращения (один из главных для мировой культуры, вспомним Одиссея) пронизывает и стихи Ван Вэя. Возвращаются стада, возвращается мальчик-подпасок, возвращаются землепашцы.

Это одно из самых популярных в китайской традиции стихотворений. Его можно назвать на европейский лад «идиллическим». Разница лишь в том, что европейская идиллия – жанр мечтательный. А для китайского книжника – это вполне реальная альтернатива: или чиновник, или отшельник. Даосы и буддисты разработали целую культуру отшельнической жизни; и к ней примкнул в конце концов и сам Ван Вэй.

Он поднялся по лестнице экзаменов до высшей ступени, занял при дворе высокую должность, потом попал в опалу и в изгнание, потом снова поднялся, снова попал в трудное положение и в итоге закончил тем, о чем мечтал: скромной и уединенной сельской жизнью. Причем, в тех самых местах, которые упомянуты в названии стихотворения: «Деревня у реки Вэй-чуань». (Созвучие имени Ван Вэй, реки Вэй-чуань и цитированной песни ши-вэй – это тоже поэтическая игра; все три иероглифа – разные.) 

Вообще, Ван Вэй – интереснейшая личность, с колоссальным созидательным потенциалом. Он был музыкантом, поэтом и живописцем. Он прославился новациями во всех этих искусствах. Например, в поэзии его считают создателем жанра пейзажной лирики, образцом которой служит сегодняшнее стихотворение; а в живописи (напомню, это 8-й век, задолго до расцвета живописи 14-15 вв.) он был основателем одной из школ (более «широкого мазка») и одной из техник («монохромный пейзаж»). Картин его сохранилось немного, а стихотворений – около 400. Это один из важнейших китайских поэтов, который, благодаря Малеру и его кантате-симфонии «Песнь о земле», вошел и во всемирный культурный «оборот». Его «Прощание», использованнное Малером, уже было в моем журнале.

Живописи Ван Вэя сохранилось немного, все-таки 8-й век, а не 15-й. А то, что дошло, сильно потемнело, поблекло. Вот один из монохромных образцов: Водопад"

Императора Фу Си (Fuxi) во всех источниках называют легендарным, однако, известно, в какие годы он правил (2852–2737 до н.э), кто правил до него и кто после него. Его считают основателем империи, обожествляют и приписывают качества «культурного героя»: изобретатель иероглифов и письменности, циркуля и измерительных приборов, музыки и музыкальных инструментов, кулинарии (готовки на огне), рыбалки с сетью, женитьбы и многих других необходимых джентльмену вещей. 

Изображение 8-го века н.э.: Фу Си и его жена Нюва, партнерша по культурной революции. Оба держат в руках изобретенные приборы (циркуль? ножницы?..) Несмотря на эту технократию, оба изображены как персонажи мифологические – со змеиными хвостами вместо ног. Переплетение двух тел символизирует начало брачной эры. (Возможно и другое объяснение: это знак политического или религиозного синтеза. Соединение двух культов либо создание единого царства из двух частей. Табличка, изображающая создание единого Египта, тоже содержит картинку переплетенных тел - две львиные шеи.)

А вот цитата из текста 1-го века н.э. 

In the beginning there was as yet no moral or social order. Men knew their mothers only, not their fathers [до эпохи Фу Си в Китае был матриархат]. When hungry, they searched for food; when satisfied, they threw away the remnants. They devoured their food hide and hair, drank the blood, and clad themselves in skins and rushes. Then came Fu Xi and looked upward and contemplated the images in the heavens, and looked downward and contemplated the occurrences on earth. He united man and wife, regulated the five stages of change, and laid down the laws of humanity. He devised the eight trigrams, in order to gain mastery over the world. 

Что важно: он считается открывателем категорий инь и ян и первым составителем восьми триграмм в двоичном коде инь-ян, которые стали основой китайского гадания и китайской учености. Биография его обросла самыми фантастическими байками, но это никак не означает, что он – фигура вымышленная. Скорее, наоборот: человек, оставивший большое наследие, в течение веков обожествляется и обрастает фольклором, это нормально. Так было, например, с Конфуцием, почитаемым в Китае в религиозных формах, почти как бога.  

4 тысячи лет спустя, в Сунскую эпоху, в 13-м веке художником Ма Лин был сделан вот этот «портрет» Фу Си, на котором он сидит среди скал, одетый в звериные шкуры, и беседует с черепахой (в древности гадали по черепаховым панцирям), а рядом на земле нарисованы его 8 триграмм. Художник старательно подчеркивает дикарский облик: длинные ногти на ногах и руках императора. 

Вот еще «портрет» – художник Гуо Су, династия Мин, начало 16-го века. Фу Си изображен не без иронии: романтично-небритым, с безумно горящими глазами, в процессе рисования инь-ян и изобретения триграмм. Сверху на нем шкура, снизу набедренная повязка из листьев. 

Все это очень точные детали, сложившиеся в "иконописную" традицию: дикарь-император рисует инь и ян. Движение мысли опережает "бытовые удобства" цивилизации, а в итоге - создает их. Сначала триграммы, потом одежда и подстриженные ногти. Не наоборот.